Шрифт:
Закладка:
— Охотник!
Очнувшись, я оглянулся на уже раз в третий окликнувшего меня Сергея:
— Да… извини…
— О чем так глубоко задумался-то?
— О старых добрых способах промысловой охоты — улыбнулся я, убирая чертеж в карман — Что случилось?
— Да просто хотел сказать, что начали таскать и оружие уже в вездеходе. Но мы физически не сможем вместить все полезное в вездеход.
— И не надо — ответил я — Многое оставим здесь. Не боящийся мороза и ветра груз тоже перетащим — я потом закреплю его на крыше вездехода.
— Понял. Тогда мы продолжаем?
— Конечно.
— И мне помогать?
— Само собой. Ты к чему это вообще, Сергей?
— Да просто ты застыл столбом ледяным посреди коридора и молчишь. Голова наклонена, шепот тут этот клятый звучит набатом… вот я и начал переживать о тебе.
— Не стоило — рассмеялся и ткнул пальцем в решетку ловчей ямы — Я размышлял о немалой полезности их способа охоты.
Заинтересовавшись, старик подошел, быстро все осмотрел, глянул на копья и все понял без моих подсказок, восхитившись:
— Ловко! И арбалет вон имеется со спущенной тетивой.
Глянув вниз, я на ранее незамеченном ящике увидел достаточно большой арбалет, а рядом с ним палку, что не могла быть болтом. Колчан висел на стене, выглядя обычным кожаным тубусом. Спустя пару секунд до меня дошло, что та палка — это что-то вроде одинокой арбалетной сошки. Поставил на нее арбалет, а сам держись за приклад и верти оружие как хочешь, не страдая от его веса.
— Проклятье — пробормотал я и, не удержавшись, зло ударил кулаком о уже немеющую от холода ладонь.
— Ты чего?
— Здесь — я ткнул пальцем поочередно в коридор, затем в дверь тамбура — Здесь жили талантливые, работящие и упертые люди. Умные люди! Они реально в первую очередь обдумывали все задачи. Они осматривали каждую вставшую перед ними проблему со всех сторон и находили грамотный способ ее решения. Элегантный способ ее решения! У нас ведь как дело в Убежище обстоит — нужна медвежатина, так бери гарпун и иди охоться. Может вернешься. Может нет. Такова жизнь. А тут все иначе — они может потеряли пару охотников и решили, что обменивать человеческие жизни на медвежьи слишком уж расточительно. Обдумали все и… соорудили целую ловчую систему, виртуозно объединив ее с холодильниками, хранилищами дров и запасным выходом!
— Это ты красивую им эпитафию сейчас произнес, Охотник. Красивую… Ну а злился то отчего?
— Как подумаю, что кума Лизаветта действительно может и потравила их, а до этого вполне вероятно не оказала должной помощи при простудной болезни… так хочется еще раз выстрелить в нее — признался я — Мысли эти опасные и жестокие, но из моей головы не уходят. Ненавижу… я просто ненавижу, когда хитрозадая жадная пустышка ради собственной выгоды и глупой гордыни сбрасывает со своего пути или вовсе уничтожает талантливых способных людей…
— Ты ведь не вчера родился — хмыкнув, Сергей широко развел руками и дурашливо поклонился — Добро пожаловать в обычный мир! Что тут, что там — все едино. Корысть и городость правят бал!
— Да и ты умело глупым прикидываешься — фыркнул я, меняя тему — Пройдусь еще тут. Огляжусь. Потом приду помогать. И пусть с кумом Евгением ничего не случится, Сергей!
— Хотел я ему хотя бы по рылу дать, но…
— Не надо!
— Но передумал. Он ведь не человек. Он слизь подколодная. Он даже не слизняк, а его место туалетное и ночлежное… склизкое и пустое…
Махнув рукой, я неспешно пошел дальше по коридору, а продолжающий что-то бормотать Сергей вернулся в тамбур.
Коридор тянулся еще долго. Медленно шагая по этому подземному проспекту, я нашел еще две ловчие ямы с тем же механизмом действия. Сначала меня удивило отсутствие кольев на дне ям, а потом я понял — сюда ведь и человек бредущий угодить может. Люди стекались к убежищу со всех сторон. Плутали, кружили, а увидев подсветку, ускоряли шаг и… проваливались в настороженную ловушку. Тут высота не так и высока, так что можно отделаться переломом ног. Система не идеальна, но вполне рабочая и опять же за ней обязательно кто-то должен был приглядывать в день охоты.
Большую медвежью тушу я нашел в четвертой яме и от нее оставалось не больше половины. К туше был прислонен большой топор. Тут же у входа лежал молоток и что-то вроде зубила. Интересные приспособления…
Оканчивался коридор безобразной здоровенной кучей, состоящей из мерзлого снега и мелких камней. Постояв, хотел уже возвращаться, но мозг сначала отметил странную правильность уложенных, а не упавших камней, а затем я увидел отдельный длинный холмик с хрустальной вазочкой и припорошенным снегом цветком. Нагнувшись, я аккуратно стряхнул с цветка снег. Пластмассовая красная розочка, стоящая в набитой снегом вазе. В одном из краев холмика были уложены широкие плитки. Осторожно убрав одну, я заглянул внутрь, некоторое время смотрел, после чего очень медленно достал оттуда единственный предмет и бережно прикрыл отверстие плиткой. Это была могила. И внутри вечным сном спала старая женщина с заострившимся лицом. Подбородок подвязан платком, на глазах советские рубли, на лбу начерчен серый крест. Не слишком ли странное этакое окошко в чужую могилу? Поднял плитку — поглядел на покойницу — и снова закрыл. Жутковато, честно говоря.
Поднявшись, я посмотрел на осыпь, что теперь казалась не обвалом, а местом захоронения. Боюсь, что если убрать с пару десятков снежных комьев и камней, то я наткнусь на уложенные мертвые тела бывших обитателей скорбного Бункера Старого Капитана. Но я не стану раскапывать мертвые могилы — мне хватило и одной.
Усевшись у стены, я занялся вытащенным предметом — не снимая перчаток и не убирая с нижней части лица шарфа. В моих руках была не слишком толстая книга в кожаном переплете с вытисненным на нем изображением особого вида креста — летающей кельи с ее аппендиксом туалета. Все пространство креста было заполнено красными шестеренками, с левого нижнего края торца свисала цепь с «лежащим» у низа обложки большим якорем, а справа от цепи столбиком шла надпись «Бункер Старого Капитана».
— Символично — пробормотал я, медленно и неуклюже листая книгу.
Это оказался дневник. Ее дневник — похороненной, судя по всему, и скорей всего именно она была последним главой бункера. Мне хватило пяти минут, чтобы прочитать последние страницы, исписанные ставшей куда менее уверенной рукой. Это не был
