круглолицый в полушубке. — С этой целью мы их и тренируем.

— Вот! — Андрей становится спиной к ветру, заодно защищая от него собеседника. — Он уже фактически тоже тренер, наш помощник. Раньше я не понимал, насколько это удобно, опираться на неформального лидера группы.

— Кажется, мне надо стыдиться, — усмехается круглолицый Кирилл. — Это ведь я школьный учитель, а не ты. Должен был раньше тебя заметить. Ты, безусловно, прав, Андрей. Но возможен и другой вариант: с его помощью мы выделим самых лучших, подтянем их выше, а его самого отодвинем в сторону. По принципу: мавр сделал своё дело — мавр может уйти.

— Ты смеёшься? — Андрей всматривается в лицо товарища по тренерскому штабу, который изо всех сил делает непроницаемое лицо. — Смеёшься или на самом деле не понимаешь?

— Не понимаю, что? — Кирилл хитренько улыбается. — Если надо принять тяжёлое решение для пользы дела, то его надо принимать. Престиж страны — в приоритете.

— Обезглавливать команду перед сражением нельзя. Именно для пользы дела.

— Они будут работать индивидуально. Взаимопомощь исключается, сам знаешь.

— Знаю…

Мужчины ждут, когда мимо них проскрипит лыжами группа раскрасневшихся на морозе подростков.

— Сбавить темп, но не останавливаться! — Раздаётся звонкий уверенный голос. — Не останавливаться, я сказал! Мишка, щас лыжные палки в одно место воткну! Двигай батонами, шевели поршнями!

Толпа проходит мимо мужчин к лыжной базе неподалёку. Звонкоголосый высокий мальчик, удостоверившись, что и без него всё проходит нормально, вдруг разворачивается назад.

— Ты куда, Витя!

— Да умучился с этими калечными, Андрей Кириллович! — Кричит мальчик, резво проносясь мимо. — Пробегу хоть пару кругов в нормальном темпе.

— Нет, ты видел? — Смеётся Андрей. — Знаешь, что он остальным в первый день заявил? Я, говорит, самый сильный математик из вас, поэтому командовать парадом будет он. И в потверждение встал на руки и так отжался от пола раз пять. А что на турнике вытворяет, уму непостижимо.

Кирилл тоже смеётся, вытирая глаза.

— Обезглавливать команду нельзя, — продолжает разговор Андрей. — Они привыкают к нему. Сам факт его отставки может стать моральным ударом для членов команды. Нет, рисковать нельзя.

— Ты уверен, что он хотя бы серебро возьмёт?

— Ставлю один против пяти, что возьмёт золото.

— Ну, что ж, посмотрим…

Тот же день, там же.

Время 20:25.

— Всё спросить тебя хочу, Вить, — нерешительно обращается одиннадцатиклассник Костя.

— Разрешаю, — милостиво соглашаюсь, народ хихикает. — Спрашивай.

Обычай собираться после ужина на посиделки в нашей комнате внедрил с первого же дня. Созвал всех, оставил дверь открытой. Две-три байки, из жизни и выдуманные, — в ход пошла и самопальная сказка про Буратино, — громовой хохот, выплёскивающийся в общий коридор и дело в шляпе. Стоит сказать в столовой, что сегодня продолжение приключений про Буратино или малолетней мафии в моей первой школе, как комната набивается до краёв.

— Ты взял и раскрыл свои приёмчики при решении задач. Да ещё нас стал обучать. Зачем? Ты сделал нас сильнее, а мы все — твои конкуренты и друг другу конкуренты.

— А вам это точно помогло? Поднимите руки, кому пригодилось, — я сижу на полу рядом с полуоткрытой дверью. У окна дует, кровати уступаем гостям, а есть ещё двойной столик с четырьмя стульями. Короче, места полно.

Половина сразу поднимает руки, ещё четверть после размышлений. Просто здорово.

— Видите? Трём четвертям из вас помогло. В общем и целом, наш общий уровень, заметно или немного, но вырос. Для команды это хорошо?

— Нам всем хорошо, кроме тебя, — гнёт свою линию Костик.

— Люблю людей, которые настаивают на своём, — выдаю старую КВН-скую шутку из позапрошлой жизни, — а вы на чём настаиваете?

Смешки издают только человека три. Пришлось расшифровывать.

— Сейчас объясню. Есть личная задача — выступить, как можно лучше и есть общая — завоевать командное первенство и всему миру показать, что у России есть всё. И зубы, это армия, и тугой кошелёк, это экономика и лучшие в мире мозги — мы. Задачи взаимосвязаны и перекрывают друг друга, так? Фактически это одна задача, индивидуально-общая.

— Ну, правильно, — соглашается народ.

— А можно к вам? — Просовывается в дверь голова запоздавшего неофита. Машу рукой.

— Падай куда-нибудь. Кровати заняты, но на полу места много.

Пацан быстренько устраивается в углу.

— На самом деле наша частная, личная задача продвижения себя любимого заканчивается в момент прорыва в основной состав. Правильно? Потому что именно в этот момент получаем главный бонус: освобождение от экзаменов. Куда захочешь поступить, туда тебя и берут без разговоров.

Все соглашаются. Кроме Кости.

— Ты забываешь про премии.

— Вторичный фактор, Костя. В смысле карьеры тебе золотая или серебряная медаль или просто участие дадут неизмеримо больше, чем миллионная премия. Деньги истратишь, а твой статус с тобой навсегда. Скажем, быстро найдёшь высокооплачиваемую работу, где за год положишь в карман два-два с половиной миллиона. И право поступления в любой вуз по профилю в другом кармане.

— Хорошо. Но какая тебе выгода помогать нам? Вот лично тебе?

— Во-первых, помогая вам, продвигаю интересы страны, правильно? К примеру, если благодаря мне наша команда получит не три золотые медали, а четыре, я уже не зря старался. Это понятно?

— Осознание того, что поработал на престиж страны? Хорошо. Это всё? — Костя заводится не на шутку. Думаю про себя, тебе что мало? И отбрасываю в сторону паразитные мысли. Они ещё дети, как их научишь, так и будут поступать.

— Нет, не всё. Но второй момент сложнее. Однако вы математики, умники, должны понять. — уф-ф-ф-ф! Немного устал объяснять.

— Кто такие эгоисты и альтруисты знаешь? Хорошо. Если кратко, то эгоист гребёт только под себя, альтруист рад стараться для всего общества.

— Вот прям, как ты! — Под общий смех перебивает Костя.

— И как они между собой соотносятся? Вроде бы стоят на противоположных позициях, правда? А теперь выдвигаю парадоксальный тезис: альтруист это самый умный эгоист, эгоист восьмидесятого уровня.

— Почему? — Вопрошает неофит. Кажись, Вовкой его зовут.

— Просто подумайте минутку. Сами.

Вижу, народ западает на общефилософскую тему. Переглядываются. В дверях возникает тренер Стейнбах.

— Ребята, скоро отбой. Время полдесятого.

— Режим, прежде всего, — соглашаюсь. — Мы не долго, Андрей Кириллович.

— Можно вас послушать?

— Отказать не могу, но не рекомендую. Так что смотрите сами.

Задумывается. Улыбается. И проходит в комнату. Ну, и ладно. Забавный момент: его зовут Андрей Кириллович, а главного тренера — Кирилл Андреевич.

— Вот смотрите. Дано: группа людей, состоящая из эгоистов и одного альтруиста. Условия — на грани выживания или близко к этому. Технически не важно, где. Необитаемый остров, тайга, ещё чего-то. К примеру, один из эгоистов обнаружил нечто замечательное. Рыбное место, охотничьи угодья, клад, в конце концов. Одному тяжело и опасно, надо брать помощника. Кого он возьмёт? Альтруиста, конечно. Потому что уверен: в спину не ударит, не облапошит, в беде не бросит.

— Зато сам облапошит, — замечает кто-то.

— Не без того, — не спорю, — а как же? Вместо половины добычи выделит треть или четверть.

— Или вовсе кинет…

— А вот тут шалишь, — в этом месте не соглашаюсь. — Кинуть может. Но будет знать, что в следующий раз альтруист с ним не пойдёт. Альтруист-то он альтруист, но жить ему тоже хочется.

— Идём дальше. Другие эгоисты поступают так же. В напарники берут только альтруиста. И в какой-то момент вдруг оказывается, что альтруист занимает привилегированное положение во всей группе. Становится вождём, например. Понятно? Подумайте.

Кто-то тихонько переговаривается, кто-то молча переваривает мои слова.

— С тем альтруистом понятно, — предлагает Костя. — А у тебя есть личная выгода при такой политике или нет?

— Полагаю, есть, — с ухмылочкой посматриваю на тренера, кое-что его ждёт. — У вас всех шанс попасть в основной состав — 25%, так? Так. А у меня — сто. Или, как минимум, пятьдесят. Я прав, Андрей Кириллович, или нет?

На тренере мгновенно концентрируется общее внимание. Вины не чувствую, я предупреждал. В первое мгновенье он приходит в замешательство, затем начинает улыбаться. Он, вообще, любит улыбаться. Тишина становится напряжённой. Все внимательно смотрят, как он встаёт со стула, который ему, конечно, уступили.

— Время вышло, спать пора, — никто