Медленно она поворачивается к Логану, ее голос звучит немного мягче.

— Прости, Логан.

В этот момент мой гнев рассеивается. Оставляя меня опустошенной… и грустной. Потому что так не должно быть — его должны любить, поддерживать и восхищаться. Только не так… только не эти ужасные люди.

Я качаю головой, глядя на них.

— Вы его не заслуживаете. Ни один из вас.

И опускаю пистолет.

— Пожалуйста, мы можем сейчас поехать домой, Логан?

Он отступает от того места, где все еще держит своего брата, прижимая его к машине, и брат прокрадывается в дом, прижимая руку к телу. Логан поворачивается к своей матери, тихо и твердо.

— Не звони мне больше, мам. Я не приду.

Когда мы оба садимся в машину, я протягиваю ему пистолет стволом вниз. Он берет его без комментариев, щелкает предохранителем и кладет обратно под сиденье.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

— Я в порядке.

Логан отъезжает от обочины, едет по улице и выезжает на шоссе. Подальше от этого печального места.

Я делаю долгий выдох.

— Так это и есть твоя семья.

— Это они.

Я наблюдаю за ним, пока он ведет машину. Потому что я могу; потому что мне нравится быть так близко к нему.

— Ты должен гордиться.

— Гордиться? — Он недоверчиво усмехается.

— Гордиться тем, что ты тот, кто ты есть. Тот, кого ты сам создал… Учитывая, с чего ты начинал.

— Спасибо, Элли, — говорит он минуту спустя. — И я благодарен тебе за то, что ты там сказала. Ты заступилась за меня… это было мило.

— Мило? — повторяю я, как будто это какое-то грязное слово.

— Очень мило? — пытается Логан.

— Я была жесткой. Я была пугающе-ужасной. Грррр.

И этот ублюдок смеется надо мной. Если бы он не выглядел так великолепно, я бы разозлилась. Но не сильно.

— Ты обещала оставаться в машине, — напоминает он мне.

— Да, но поскольку я вышла из машины и тем самым не дала тебе получить еще одну пощечину, — я делаю акцент на своих словах, подражая Логану, — я запишу себе это как победу.

Он снова смеется.

* * *

Предъявив удостоверение личности на контрольно-пропускном пункте службы безопасности, Логан въезжает через задние ворота дворца. Он сворачивает во внутренний двор Вестсайда, к внешнему входу в апартаменты Николаса и Оливии. За дверью стоит охранник в форме, но мы припарковались достаточно далеко, чтобы чувствовать себя уединенно. Интимно. Воздух в машине спертый, и я вдыхаю его запах — дерева, морозного воздуха и мужчины. Я наблюдаю, как пульсирует вена у него на шее, медленно и ровно, и мне хочется наклониться и нежно поцеловать его прямо в это место.

— Я должна тебе кое-что сказать, Логан.

— Уже поздно, Элли. Тебе следует…

— Но…

— Тебе следует идти, сейчас же.

Слова даются легче, чем я думала. Проще. Потому что это правда.

— Ты мне нравишься, Логан.

Его глаза закрываются, но он не шокирован.

— Элли…

— И всегда нравился. Только ты. Всегда.

— Ты же не хочешь…

— И более того…

— Не надо…

— Я хочу тебя. Я так сильно хочу тебя, что иногда по ночам мне кажется, что моя кожа горит. Мои кости горят.

— Черт возьми…

— Я не могу думать, не могу есть… Когда я сплю, я вижу только тебя.

Я потираю шею, и все внутри становится жаждущим и напряженным.

— Когда я трогаю себя…

— Господи, Элли… — Его голос звучит так, словно он тонет.

— …Ты — все, что я чувствую. Ты, Логан.

А потом он замолкает. Но я знаю, что он слышит меня.

— Ты тоже это чувствуешь? Ты хочешь меня, Логан?

Его горло подрагивает, когда он сглатывает, и я хочу лизнуть его там. Посасывать его губами — прямо в центре его горла, его толстый, мужественный кадык.

Когда он говорит, его зубы стиснуты.

— Нет, я этого не хочу. Это… не то, что мне нужно.

Его слова сокрушительны. Мои ребра сжимаются, а грудь сдавливает слишком сильно, чтобы я могла сделать вдох. И это больно… боже, так больно. Я надеялась и хотела… Мне показалось, что я почувствовала что-то от Логана сегодня вечером, что-то, что он чувствовал ко мне…

Но потом я не просто не делаю вдох — я задыхаюсь.

Потому что я смотрю на него — по-настоящему смотрю на него, — может быть, в первый раз. Новыми, открытыми глазами. Я смотрю в лицо человеку, который сам показал мне, как распознать лжеца.

Выражение его лица пустое и застывшее. Его карие глаза пусты. В них ничего нет.

«Что-то в их взгляде покажется неестественным… не таким. Всякий раз, когда кому-то приходится прилагать усилия, чтобы что-то сказать, можно быть уверенным, что их слова — чушь собачья», — сказал он мне в тот раз.

И медленно я улыбаюсь.

— Ты лжешь.