было тяжело, несмотря на лютый холод, по лицу и спине у меня ручьями лил пот. Иногда я замирал на скале, чтобы отдышаться, прижимался к холодным камням разгоряченным телом и думал о том, какой же я идиот.

Надо же, сейчас все остальные люди на планете живут в городах и поселках, едут куда-то, кушают, спят, лежат, занимаются любовью, смеются и радуются. Кто-то поехал на курорт и плавает в теплом море. В общем, наслаждаются жизнью на полную катушку.

А вот я, полный круглый болван, сейчас нахожусь на скале, один-одинешенек и одно неловкое и неверное движение, случайное падение камня или льда может тут же свалить меня вниз. А там я почти что гарантированно снова лишусь жизни.

Правда, меня может спасти страховка, но все может обернуться совсем не так, как я планировал. И никакая самая лучшая страховка не гарантирует полного спасения. Млин, мне достаточно даже просто сломать руку или ногу, чтобы мои шансы на выживание резко уменьшились почти до нуля.

— Ладно, Ваня, хватит панических настроений, — пробормотал я и снова полез выше. — Вперед, вернее, вверх, не отставай.

Вскоре я наткнулся на участок, где вроде бы была совсем гладкая скала. Ни трещинок, ни расселин. И камни черные. Где-то это я уже видел. Где же?

Я задрал голову вверх, потом посмотрел вниз. Знакомое зрелище. Где же я…

Ах да, точно, это ведь совсем как в моем сне. В том самом неудачном плохом сне, где я упал вниз.

Глава 15. Туда, где парят орлы

Так, не надо только этих вот сумасшедших переживаний. Так можно и вообще двинуть крышу далеко и надежно.

Все вообще не так, как в том дурацком плохом сне. До конца подъема еще вовсе не пару метров, а все пятнадцать. Стена вовсе не черная, как уголь, а пестрая, только местами камни черные, и то от влаги. Ну, и самое главное, небо не багрово-красное, а серое и закрыто туманом.

Я почувствовал надвигающуюся панику. Руки задрожали, ноги чуть не сорвались с камня. Я замер на месте и прикрыл глаза. Усилием воли заставил себя сосредоточиться и успокоиться.

Так и в самом деле можно запаниковать и свалиться вниз. И никакая страховка не спасет. Здесь, как на войне, тот у кого лучше моральная подготовка, тот и выиграет.

А потом я открыл глаза и посмотрел наверх. Все это мне давно знакомо. Горы всегда проверяют тебя на прочность, смотрят, есть ли у тебя яйца. И если хоть раз дать слабину, как они тут же безжалостно этим воспользуются. Вот только в отличие от таких же ситуаций внизу, в городах или лесах, здесь неоткуда ждать помощи. Тем более тогда, когда идешь в одиночку.

Казалось бы, ситуация сейчас самая заурядная. Я лезу вверх не по самой сложной стене. Любой мало-мальский скалолаз здесь справится, если он застрахован и уже имеет определенный опыт. Я, в конце концов, не на семитысячнике сейчас застрял, на самой вершине.

Все это от стресса. От депрессии. От того, что я сам загнал себя в рамки, сжег все мосты и корабли, не оставил за собой каких-либо запасных путей отхода. Делаю это восхождение тайно от других, как какой-нибудь воришка.

Иду один по маршруту шестой категории сложности, к которому другие альпинисты готовятся месяцами. Вся эта совокупность факторов и в самом деле давит на меня сейчас, парализуя волю и лишая храбрости даже на таком несложном участке подъема.

Поэтому все, что мне сейчас нужно делать, это собрать волю в кулак. Без этого мне не то что не пройти этот траверс, а вообще и нечего больше соваться в горы. Рано или поздно такое поведение станет причиной неминуемого провала. А если вместе со мной будут идти в связке другие люди, то они все могут пострадать.

Потому что в горах ты всегда в ответе за товарища. Это принцип нашего, советского альпинизма, который в двадцать первом веке, к сожалению, стал понемногу забываться.

Я прикрыл на минуту глаза. К черту плохие сны. Пусть идут лесом. Я не собираюсь тут падать, лететь вниз и разбиваться о скалы. Я собираюсь сделать этот траверс и потом покорить те вершины, что еще не успел обойти в прошлой жизни.

— Давай, Сохатый, при буром, — сказал я. Зубы чуток дрожали, то ли от холода, то ли от страха. — Никаких отступлений, никаких падений.

Я заставил себя пролезть дальше. Первые пару метров было трудно, а потом все пошло гораздо легче. Я сжал и разжал закоченевшие кисти рук и восстановил кровообращение. Потом отправился выше.

Вскоре после того, как я прошел этот зеркальный участок, моему взору открылась оставшаяся часть пути до гребня перевала. Причем дорога эта получилась чертовски интересная.

Теперь скальный подъем резко сузился и превратился из широкой, почти ровной поверхности в длинную ледовую трубу с камнями по бокам. Здесь остался единственный проход для меня.

Повсюду в других местах беспорядочно нависшие камни не давали пройти одинокому путнику. Там пришлось бы карабкаться по почти наклонной внутрь поверхности. Поэтому мне пришлось ползти через эту трубу.

По ее дну, то есть через причудливо изогнутую стену, лился невесть откуда взявшийся ручеек. Он тек сверху, из-под снежных завалов, видных мне отсюда, снизу. Почему не замерз, непонятно. Но скоро его прихватить морозы и этот проход тоже станет скользким и непроходимым.

Я полез через трубу, отпив из ручейка глоток ледяной воды. Пару раз ноги срывались с зацепа, но я крепко держался руками и поэтому не сорвался.

Единственно, что меня беспокоило, так это, что в этой полутрубе я находился, как в ловушке. Если сейчас сверху полетит камень или лед, или даже маленькая лавина, то я не смогу от нее увернуться. Поэтому я торопился больше обычного и старался быстрее уйти с опасного участка.

Погода, между тем, оставалась такой же. Вокруг со всех сторон клубился туман. Вершины гор скрылись из глаз. Я прошел, наконец, участок с полутрубой и выбрался на пологий склон, покрытый снегом и редкими камнями. Интересно, он не поедет вниз у меня под ногами?

Но поскольку я лез в одиночку, мне снова пришлось закреплять здесь, на гребне перевала, станцию страховки и лезть вниз за грузом, а также для того, чтобы освободить остальную часть снаряжения. Поскольку теперь я был застрахован, то сделал спуск и новый подъем гораздо быстрее.

Недавний приступ паники прошел бесследно. Я же говорю, это была просто непроизвольная реакция организма