было решено сбросить мощность, уменьшив ускорение до приемлемой величины. – Я пожал плечами. – Половины g вполне достаточно, чтобы достичь релятивистской скорости, просто на это потребуется больше времени. Но вряд ли это проблема при расстояниях в десятки световых лет – придется лишь добавить год-другой к полету, который и так займет десятилетия.

– Но они так и не превысили семидесяти процентов от скорости света. – Палец Сидры двигался вдоль горизонтальной части графика, пока линия не нырнула в область отрицательного ускорения. – Большую часть пути они летят по инерции, на холостом ходу двигателей, вплоть до замедления. Путешествие, которое должно было занять двадцать лет, займет тридцать!

– Значит, учитывая задержку перед отлетом… получается, что они отстают от графика примерно на тридцать лет.

Сидра задумалась.

– У них все равно должно было оставаться время, учитывая наши разные траектории. Даже с учетом задержки субсветовик провел в этой системе двадцать восемь лет, так что они вполне успели бы много раз слетать на внутрисистемном корабле на Йеллоустон и обратно. Явно случилось что-то еще.

– Можешь определить, как давно они улетели?

– Нет. Фиксируются только перемещения основного корабля. Их отлет не создал бы достаточно крупного события, чтобы его зарегистрировали часы.

– Значит, они могли улететь как двадцать восемь лет, так и двадцать восемь дней назад. О том, когда именно это случилось, ты не имеешь ни малейшего понятия, и на помощь Иоанна Богослова рассчитывать тоже не приходится. Да уж, все идет по плану, ничего не скажешь.

– План остается в силе, – возмущенно заявила Сидра. – Если даже они не сумели вернуться к месту встречи, это вовсе не значит, что у них – или у кого-то еще – нет того, что мне нужно. Сможешь вытерпеть три g или снова поместить тебя в криосон?

– Что можешь вытерпеть ты, вытерплю и я.

Сидра улыбнулась моей наивности. Хоть ее планы и шли прахом, я был рад, что она все еще способна получать некоторое удовольствие от моих недостатков.

– Вот же трагедия: ты даже не представляешь, как сильно ошибаешься.

При трех g Сидра могла перемещаться без посторонней помощи, но для меня это было слишком утомительно. Послушав мои стоны и посмотрев, как я ковыляю – будто экспериментируя с целью узнать, сколь долго я способен продержаться до первого перелома, – она велела кораблю создать гибкий и легкий каркас-экзоскелет, который я мог носить поверх одежды или под ней. Он оказался достаточно умным, чтобы поддерживать меня, не создавая излишнего давления, которое привело бы к появлению синяков и ссадин. В нем даже имелась мягкая опора для моего черепа, которая охватывала подбородок и затылок, облегчая нагрузку на позвоночник и шейные мышцы. Мне потребовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к каркасу, после чего я перестал его замечать. Каркас обучился моей походке и жестам, он предвидел все мои движения, как партнер по танцам.

Но ускорение «Косы» я все равно переносил тяжело. Моя кровь весила втрое больше обычного, так что сердцу приходилось трудиться напряженнее. Но поскольку каркас облегчал нагрузку на кости, мышцы и связки, я ничем не рисковал: каркас не позволил бы мне упасть или еще как-нибудь удариться – я по крайней мере мог передвигаться и без особого труда заботиться о личной гигиене.

Сидра настояла, чтобы мы продолжали принимать пищу в столовой, где готовили и подавали еду бортовые роботы. Как только я приспособился к тяжести приборов в моих руках и к тому, как прыгало вино из бутылки в бокал, походивший по весу на массивную пивную кружку, все стало выглядеть на удивление обычно.

На удивление обычно – и почти празднично.

– Должна кое в чем признаться, – сказала Сидра, кладя кусок хлеба на мою тарелку. – Поддерживающий модуль действует лишь временно. Постепенно его эффективность будет снижаться.

– Если хочешь насладиться моими страданиями, для этого есть способы и попроще.

– Страдать тебе не придется. Ты просто все меньше будешь в нем нуждаться, становясь все сильнее. Пока ты пребывал в криосне, я велела твоей капсуле провести кое-какие нанотерапевтические корректировки. Они еще не завершились – клетки не так-то просто перемещать в замороженном виде, – но со временем ты ощутишь результат. От твоих старых костей мне нет никакой пользы. Я перестраиваю их, сбавляя твои годы. Ничего магического, всего лишь комплекс методов омоложения, на которые мы и внимания бы не обратили три столетия назад. Будет немного больно, пока к тебе не вернутся силы, но это приятная боль.

– У меня внутри какие-то машины?

– Ну вот, опять беспокоишься попусту. Не надо. Вероятность, что тебя коснется хоть одна спора чумы, пренебрежимо мала, и я даже не стала бы рисковать, не будь мои средства абсолютно надежны. – Она подняла тяжелый бокал без малейшей дрожи в руках.

– Во что ты пытаешься меня превратить?

– Не превратить, а снова сделать тем, кем ты был.

– Я никем никогда не был.

– И тем не менее некто, заявляющий, будто никем никогда не был, каким-то образом оказался во главе пяти тысяч человек, которыми ему удается управлять, несмотря ни на что, уже на протяжении тридцати лет.

– Кто-то должен был это сделать.

– Когда-то, – сказала Сидра, глядя на меня сквозь красную толщу вина, – ты был солдатом.

– Думаю, я бы об этом помнил.

– После того как ты зашифровал и заблокировал собственные воспоминания – уже нет. – Сидра сплела пальцы, с серьезным видом глядя на меня, отчего мне все больше становилось не по себе. – Вас было двое братьев, и обоим была предначертана военная судьба. Твой брат родился много лет назад и стал важной персоной. Его звали Невил Клавэйн, и он был крупным военачальником во время первой войны с сочленителями. Он воевал на стороне Коалиции за нейрочистоту, организации, выступавшей против экспериментов сочленителей на Марсе. Но случилось так, что Невил Клавэйн попал в плен к сочленителям, а потом его отпустили, не причинив никакого вреда. Пережитое подорвало его верность Коалиции, и позже он перешел на другую сторону. С тех пор он действовал в интересах сочленителей, но так и не проникся их духом, всегда чувствовал себя чужим для них.

– Нет! – резко возразил я. – Не имею ничего общего с этим человеком… с этим чудовищем.

А потом подумал: ведь я видел странный сон о Марсе, о войне, бушевавшей века назад.

– Позволь мне продолжить, – спокойно произнесла Сидра.

– Да, пожалуйста, – с чувством обреченности ответил я. – Готов слушать до победного конца.

– Клавэйн прожил несколько веков. На склоне своих лет он участвовал в первых попытках сопротивления волкам. Среди сочленителей шла фракционная борьба из-за различных мнений насчет стратегии, велись