Шрифт:
Закладка:
Планирование заняло много времени. Письма пересылались туда и обратно. Суперинтендант государственной психиатрической больницы в Напе отправлял письма, повторяя свое мнение о том, что я не психотик, но предлагая, чтобы миссис Макгроу усыновила меня или стала моим официальным приемным родителем, если мои родители согласятся сделать меня подопечным за счет государства.
Этого не произошло, но появилась подходящая альтернатива. Меня объявили “ребенком, нуждающимся в опеке”. Эта категория обычно зарезервирована для детей, которые подвергаются жестокому обращению, страдают от недостатка питания или по другим причинам не могут жить дома в безопасности. В моем случае, похоже, это было связано с деньгами. Моя семья не могла меня держать дома, но не могла позволить себе оплатить проживание у миссис Макгроу, поэтому округ объявил меня ребенком, нуждающимся в опеке, и это дало мне или моей семье право на получение помощи. 24 мая 1961 года мои родители согласились платить округу Санта-Клара $ 100 в месяц за мои услуги. Поскольку миссис Макгроу обходилась им по крайней мере в $180 в месяц, это было хорошей сделкой. Но это было еще не все. Через несколько месяцев, когда я все еще жил у миссис Макгроу, округ согласился, что $100 в месяц — это слишком много, и снизил оплату до $ 70 в месяц.
С финансовой стороной дела было все улажено. Но возникла третья проблема. Миссис Макгроу была очень духовной. Мой отец говорил, что она была “религиозным фанатиком”. Она заставляла меня ходить в церковь все время и учиться в воскресной школе. Мне это не очень мешало. Мне нравилось быть вдали от Лу и не попадать в неприятности все время, и с миссис Макгроу было нетрудно не попадать в неприятности. Если немного времени в церкви было частью сделки, мне было это нормально.
Но не моему отцу. Он жаловался на Лу, а она на Фримена, что миссис Макгроу неустойчива и затрудняет ему свидания со мной. В записках, написанных Фрименом после весенних посещений Лу, он писал о разговоре Лу с моим отцом:
Женщина, с которой жил [Говард], является, по их мнению, религиозным “фанатиком”, сейчас баптистом, но меняющим церкви, когда ее личные потребности не удовлетворены. И она, и домашний учитель Говарда убедили друг друга, что нет никакой причины, почему Говард не может вернуться в школу. Мистер Далли говорит, что женщина, у которой находится Говард, почти что требует разрешения суда, чтобы он мог видеть Говарда.
Религиозное влияние очень беспокоило моего отца. Хотя он вырос в духе христианской науки своей матери, он был очень против любого другого вида организованной религии. С тех пор, как я был маленьким, я помнил, как он плохо отзывался о людях церкви, унижал как католиков, так и протестантов. Сорок лет спустя он все еще сердился, когда его брат говорил ему о том, что он собирается пойти в церковь. Поэтому он точно не стоял бы в стороне, пока какая-то женщина записывала его сына в церковную школу, и он не допустит, чтобы миссис Макгроу говорила ему, когда он может или не может видеть своего сына.
Поэтому он решил, что хочет, чтобы я вернулся домой.
Мое состояние, похоже, улучшалось. Фримен увидел меня в июне. Он написал:
Говард проявляет очень приятное изменение в своем отношении. Он расслаблен и улыбается, говорит довольно много, даже до того, что мне приходится перебивать его, когда он начинает рассказывать о Дэнни и Томми…
В речи Говарда появилась живая, изящная интонация, и признаки напряжения исчезли. Он точно делает чудеса под присмотром миссис Макгроу, даже если он не очень счастлив, что его постоянно заставляют бегать туда и сюда и ходить в церковь, когда он хотел бы делать другие вещи. Он хорошо ладит с другими мальчиками, но скучает по Джорджу. Мистер Далли хотел бы вернуть его обратно в семью, но понимает, что это невозможно в настоящее время, потому что миссис Далли еще не привыкла к этой идее. Тем временем мистер Далли говорит мне, что его бывшая свекровь (бабушка Говарда) возбуждает беспокойство в Окленде и пытается заинтересовать Медицинское Общество округа Аламеда своими злонамеренными действиями.
Это была моя бабушка Дэйзи Патришан, мать моей матери. Она все еще жила в Окленде. Она не много была рядом со мной, насколько я знаю, но когда она узнала, что со мной произошло, она разозлилась. Я думаю, ей не понравилась идея того, что кому-то делают лоботомию, двенадцатилетнему ребенку, по крайней мере, если это был ее внук.
Дэйзи начала писать письма. Она написала моему отцу и обвинила его в том, что он скрывал от нее мое местонахождение и скрывал факты о моей операции. Он был “повинен в осмысленной небрежности и избегания родительских обязанностей”. Она написала администраторам больницы: “Говард был исключен из школы и больше не проявляет естественную личность, которую родственники знали в нем, как в человеке по имени Говард Далли, а скорее странное равнодушное существо, чуждое своему юношескому возрасту”. Она требовала узнать, кто разрешил провести операцию. “Кто может взять на себя предложение или иметь моральную причину принять ответственность за такой поступок?”
Когда она написала Фримену, он согласился увидеть ее, но предупредил, что он возьмет 25 долларов за консультацию. Дэйзи была возмущена. Она написала в Медицинское Общество округа Санта-Клары, требуя увидеть удостоверения Фримена и угрожая лишить их его.
Я не знаю, нанял ли мой отец и Лу адвоката, но Фримен начал немедленно консультироваться с одним из них. Скоро стало ясно, что мой отец поддержит Фримена, который заверил адвоката, что моя бабушка была “нарушающим фактором” на протяжении всего своего брака с Джун и что она не была проконсультирована по поводу моей лоботомии, и что он готов заявить на запись, что “все было сделано для благополучия мальчика”. Переписка между Фрименом и адвокатом заканчивается словами: “Мистер Далли говорит, что он не беспокоится”.
Было по крайней мере одно личное собрание в доме между Дэйзи и моим отцом. Мой маленький брат Брайан был свидетелем этого — или по крайней мере слышал это своими ушами. Он сказал, что это был спор, какого он никогда не слышал в своей жизни. Мой отец и
