– Не желаю представлять.

Смеясь и попутно надевая дыхательные маски, выходим из дома. Водитель ожидает на посадочном месте – немногословен, лишь здоровается, иного не допускает. Прибываем в Академию, я знаю – все взгляды устремлены на нас. Мы прекрасно смотримся вместе, мы истончаем силу и энергию, мощь и статусность. Голдман и Дьюсбери будут заседать в соседствующих палатах и работать на благо Нового Мира, улучшать его законы и свою жизнь, советоваться в делах и решениях. Голдман и Дьюсбери станут всеобщим примером, ими будут восхищаться.

– Подружка, с днём рождения! – выпаливает прыгнувшая навстречу Ирис и затем лукаво поглядывает на Ромео. Неприятно получается.

– Голову не надуло? – спрашиваю я.

Не хочу портить себе настроение в свой же день. Я читала, раньше этих праздников было столько же, сколько ныне на планете высушенных источников. К чему они все, если в действительности важен лишь один день. День, в который ты наполнил лёгкие воздухом с поверхности. День, в который ты явился в Новый Мир. Дядя рассказывал, что низшие – из южного района и ещё глубже провалившиеся под город остроговцы – не имеют никаких торжеств абсолютно; правильно делают, потому что они не должны были родиться.

– Какие планы, Карамель? – Глаза у Ирис восторженно загораются, и, пока мы сбрасываем с плеч бремя из тяжёлых пальто, я предлагаю Золотое Кольцо. Вместе. – Вместе? – переспрашивает подруга. – Ромео отправится с нами?

Как же ей эта идея нравится, просто жуть. Идём с Ромео вровень, и я убеждена: взгляды иных обращены на нас. Мы идолы. Мы божества.

Вдруг Ирис, актёрски вздыхая, вспоминает о подарке. Какая оплошность! Неужели забыла? Совершенно случайно? Её представление отвратительно.

Девушка достаёт из сумки пакет, сама же разворачивает его и затем протягивает шейный платок. Совершенно неважно, как он выглядит, потому что Ирис либо глупа как курица, что с отрубленной головой несётся по полю и не ведает причины пропавшего света, либо хитра как змея, что изображена на гербе Левиафан и повествует о брезгливости ко всем пребывающим подле. Ухмылка режет её лицо. Значит, змея.

Во-первых, у меня есть такой платок и то известно Ирис. Во-вторых, этот платок из отдела Карамель Голдман, он сшит по моему одобрению, он выставлен по моему указу.

– С днем рождения, – хмыкает Ирис и заходит в лифт.

– Мне нравится ездить одной, забыла? – говорю я и провожу рукой по сенсору, отправляя подругу на несколько этажей выше.

Ромео оглядывает платок в моих руках и еле слышно смеётся. Кажется, всё понимает – объясняться не приходится. Лифт возвращается пустым и отвозит нас на уроки. После учёбы договариваемся встретиться на Золотом Кольце. Всё-таки не терплю гулять среди отделов в академической одежде и с рюкзаком наперевес, надо сменить форму.

Предупреждаю водителя, чтобы далеко не улетал – сейчас вернусь: направимся к Золотому Кольцу. Миринда встречает меня на пороге: открывает дверь, запускает, принимает пальто.

– Ваш отец прибыл домой, мисс Голдман, и ожидает в кабинете, – говорит служащая.

Время подарков.

Поднимаюсь на второй этаж и захожу в кабинет. Отец стоит у окна – встречает речью и протянутым стаканом с редеющим ароматом терпкого коньяка, узнаю его:

– Встань рядом, дочка. Мы хотели поздравить тебя с твоим днём рождения…

– Мы? – не могу не перебить. – Ты видишь кого-то ещё?

– Вообрази рядом мать и помолчи, Голдман.

– Ладно-ладно…

Отец прокашливается и продолжает:

– Тебе семнадцать, дочка, ты уже близка к тому возрасту, когда Новый Мир позволяет взглянуть на него во всей его красе, насыщает возможностями и раскрывает потенциал. В тебе постепенно реализуется будущий управленец, хотя для меня ты всегда будешь маленькой девочкой с золотыми косами, которую я веду в Академию на первый урок. Сейчас ты вступаешь во взрослый, полный ответственности и – иногда – противоречий мир, будь готова. И моё наставление: оставайся сильной. Без этого в Новом Мире делать нечего.

А если я уже ощущаю, что дала слабину?

Отец прочитывает не озвученный вопрос во взгляде и добавляет:

– Если вдруг тебе показалось (показалось, Карамель!), что это произошло – забудь и ощущение, и мысль, забудь. Забудь, пока не увидели другие и пока ты сама в то сполна не поверила. Забудь.

– Как вы это делаете? – спрашиваю я. – Забываете…мир взрослых непонятен и чужд мне только этим. Вы легко отказываетесь…

– Нелегко, дочка, – говорит отец. – Нелегко. Достаточно познать смирение, а за ним последует очищение. Духовная стойкость – твоя сила, запомни.

Отзываюсь скептически:

– Иначе?

– Иначе – крах.

– Оптимистично.

Пьём за это. Отец прикладывается к напитку – я повторяю.

– Надеюсь, подарок окупит мои речи.

Паучий силуэт отца скользит по кабинету и замирает у стеллажа, пальцы сцепляются на нескольких книгах и отодвигают их. В руках оказывается стеклянная колба. В стеклянной колбе – паук.

– Тарантул? – восклицаю я, припоминания детские энциклопедии и иллюстрации к ним.

– Птицеед, – гордо кивает отец и добавляет себе выпивку. Только повод дай… – Самец. Брахипельма смити. Когда-то это были популярнейшие пауки, что разводились в неволе.

Как он красив!

Не похож на тех крошек размером с ноготь мизинца, коих я встречала на улице. Этот – чуть больше моей ладони. А цвет…корица и уголь, глянцевые бордовые вкрапления, на лапах – красные пятна с белой окантовкой. Тело его усыпано густыми волосками – щекотливыми и для кожи, и для воображения.

– Таких пауков, дочка, во всём Новом Мире – посчитать по пальцам обеих рук! И ты стала одной из счастливых обладательниц, – улыбается отец.

Я знаю, что разведением животных, птиц и насекомых сейчас никто не занимается. Угодные в промышленных и производственных целях обитают в лабораториях под заводами, оставшиеся же – плодятся сами (вот только где?) или захватывают брошенные станции.

Отец говорит, что террариум и еду для моего нового друга доставят завтра – придётся потерпеть. Изготовление затянулось по времени, материалы в дефиците.

– Знаешь что? – спрашиваю я и, прижимая банку с пауком к себе, ловлю отцовский взгляд. Мужчина замирает с бутылью в руках. Неловко. – Спасибо.

Слабая, неказистая улыбка (словно бы он разучился улыбаться от искренности или по желанию) колесит хмурое лицо. Напыщенных, вульгарных и натянутых улыбок – уйма; но не такой, не доброй. Сейчас она добрая.

Отец заминается, думает и в итоге выуживает из кармана пиджака маленькую карту. Протягивая её мне, говорит о подарке от матери. Неужели скидочная карта в отдел Карамель Голдман? Или сеанс на покраску волос, которые я никогда не красила? Подобное не впервой…