интервью Джорджу Плимптону объяснила, что из-за этой привычки один из ее локтей стал "абсолютно покрыт мозолями". Дэвид Маккалоу жил в красивом доме с белой крышей в Уэст-Тисбери на Винограднике Марты. В доме был прекрасно оборудованный домашний офис, но Маккалоу предпочитал писать в прославленном садовом сарае на заднем дворе. Джон Стейнбек пошел еще дальше. В конце своей карьеры он проводил лето в поместье площадью два акра в Саг-Харборе. Стейнбек сказал своему литературному агенту Элизабет Отис, что покинет этот райский уголок на воде и будет писать на своей рыбацкой лодке, положив блокнот на переносной стол.

Изначально я рассказал эти истории об эксцентричных писательских пространствах в эссе, которое опубликовал весной 2021 года. В то время пандемия коронавируса выходила за пределы острой чрезвычайной фазы, и бизнес-сообщество начинало задумываться о том, станет ли удаленная работа чем-то большим, чем просто краткосрочной реакцией на кризис в здравоохранении. Я хотел, чтобы мое эссе послужило предупреждением, относящимся к этой последней возможности. Профессиональные писатели, в некотором смысле, были первыми удаленными работниками, и, как я отметил, изучая их привычки, вы обнаружите, что они часто выходят за рамки своих возможностей, чтобы найти место - где угодно - для работы, но не в собственном доме. Даже если для этого приходится мириться с грохотом молотков в мастерской по ремонту печей.

Проблема в том, что дом наполнен привычным, а привычное приковывает наше внимание, дестабилизируя тонкий танец нейронов, необходимый для ясного мышления. Когда мы проходим мимо корзины с бельем возле домашнего офиса (он же спальня), наш мозг переключается на домашний контекст, даже когда мы хотели бы сосредоточиться на неотложной работе, которую нужно сделать. Это явление - следствие ассоциативной природы нашего мозга. Поскольку корзина с бельем встроена в плотную, вызывающую стресс матрицу недоделанных домашних дел, она создает то, что нейробиолог Дэниел Левитин называет "пробкой из нейронных узлов, пытающихся достучаться до сознания". В этом контексте работа выступает как одно из многих требований, вызывающих стресс.

Именно поэтому Бенчли удалился на печной завод, а Маккалоу - в свой садовый домик. Они искали более выгодное ментальное пространство для создания значимой работы. Успокоив свою реляционно-памятную систему, они могли замедлить восприятие времени и позволить своему вниманию более полно сформироваться вокруг единственной цели. Что важно в этих наблюдениях, так это то, что эстетика их рабочего пространства вне дома не имела значения. Мэри Оливер, возможно, находила глубину в блужданиях по живописным лесам Новой Англии, но Майя Анжелоу достигала аналогичного эффекта среди забытой безвкусицы дешевых отелей. Главное - это отрыв от привычного. Цитадель для творческой концентрации не обязательно должна быть в буквальном смысле дворцом. Он просто должен быть свободен от корзин с бельем.

В своем эссе 2021 года я использовал эти наблюдения, чтобы доказать необходимость разделения удаленной работы и работы из дома. Если организации хотят закрыть центральные офисы, предлагал я, им следует реинвестировать сэкономленные средства, чтобы помочь сотрудникам найти места для работы рядом с их домами. Освободив этих работников от привычной тягомотины, общая производительность и удовлетворенность повысятся. Здесь я предлагаю вам помнить о чем-то подобном, когда вы сами пытаетесь создать более поэтичную среду для своей работы. Странное - это мощно, даже если оно уродливо. Выбирая место для работы, остерегайтесь слишком привычного.

 

РИТУАЛЫ ДОЛЖНЫ БЫТЬ ПОРАЗИТЕЛЬНЫМИ

Мистериальные культы Древней Греции часто понимают неправильно. Как объясняет Карен Армстронг в своей книге 2009 года "Доводы в пользу Бога", ритуалы мистерий , разработанные в шестом веке до нашей эры , не были "ни туманным отказом от рациональности, ни самовнушением, погрязшим в мумбо-джамбо". Вместо этого они были тщательно разработаны, чтобы вызвать особые психологические эффекты у мистаи (посвященных), которые их выполняли.

Например, Элевсинские мистерии, ежегодно проводимые в городе Элевсисе, расположенном к западу от Афин, и посвященные путешествию богини Деметры в Элевсис в поисках своей дочери Персефоны. Армстронг отмечает, что Элевсис, скорее всего, был местом проведения осенних праздников еще в эпоху неолита, но именно в шестом веке город построил новый огромный культовый зал для проведения более формализованного и мощного действа. Каждую осень новая группа мистаи добровольно принимала участие в ритуале. Они начинали в Афинах с двухдневного поста. Затем они приносили в жертву поросенка в честь Персефоны и начинали двадцатимильный путь в Элевсис. Как пишет Армстронг, посвящённые из прошлогоднего ритуала присоединялись к новым мистам в пути, преследуя и угрожая им, повторяя призывы к Дионису, богу вина и экстаза, с целью, в конечном счёте, "довести толпу до безумия возбуждения". Прибыв в Элевсис после наступления ночи, мистаи, измученные и встревоженные, были проведены по улицам при свете факелов, что усилило их чувство дезориентации, прежде чем их, наконец, загнали в полную темноту зала для инициации.

Подробности церемонии, разворачивавшейся в зале, держались в секрете, поэтому до нас дошли лишь обрывки и предположения о ее деталях. Скорее всего, там были жертвоприношения животных и мистические откровения. Армстронг утверждает, что, вероятно, было и "шокирующее событие", например, ребенка готовили бросить в огонь, чтобы спасти в последний момент - и все это происходило на фоне чередующихся темноты и света, мерцающего пламени и неестественных звуков. По некоторым данным, кульминацией событий была "радостная" живая сцена, изображающая возвращение Персефоны из подземного мира и воссоединение с матерью.

Как объясняет Армстронг, Элевсинские мистерии не были связаны с передачей рациональной доктрины, в которую посвящаемых просили поверить. Если бы вы написали описание всей церемонии, то с объективной точки зрения оно показалось бы глупым и случайным. Вместо этого Мистерии были связаны с психологическим состоянием, которое они вызывали. Многие участники сообщали, что после ритуалов перестали бояться смерти. Некоторые описывали этот опыт как момент божественного обладания. "В превосходном резюме религиозного процесса Аристотель позже даст понять, что мистаи шли в Элевсис не для того, чтобы чему-то научиться (mathein), - резюмирует Армстронг, - а чтобы получить опыт (pathein) и радикально изменить сознание (diatethenai)".

Из этого рассказа о древнегреческих мистериальных культах мы узнаем нечто важное о ритуалах в целом. Их сила заключается не в специфике действий, а в преобразующем воздействии, которое эти действия оказывают на сознание. Чем более ярким и заметным является поведение, тем больше шансов, что оно вызовет полезные изменения. Длительные прогулки Мэри Оливер по лесу являются хорошим примером. По мере того как она увеличивала пробег и углублялась в лесную обстановку, затронувшую так много эмоциональных точек опоры, ее психическое состояние трансформировалось в нечто более грубое и восприимчивое. Предположительно, если бы она просто сидела на опушке