Шрифт:
Закладка:
Окуньков слушал, не перебивая. Опять таинственные болгары… Опять мост через Витим и станция «Комсомольская»… Таинственные отлучения…
— Дядька, ты не припомнишь, когда эти болгары отлучались в последний раз? — спросил участковый.
— В последний раз? — переспросил начальник. Похоже, что этот вопрос его озадачил. — В последний раз… Нет, не припоминаю. Хотя, погоди-ка… Ну да, точно! В последний раз они отлучались примерно в то самое время, когда случилась вся эта беда. Нападение на вездеход… Отлучились, а вскоре вернулись. Сказали, что заранее закончили работу и решили пообедать. Время, припоминаю, было не обеденным, то есть рановато было обедать, но мне-то какая разница? Пускай обедают, когда хотят. Хоть три раза за день…
Начальник умолк. Молчал и участковый. Неизвестно, о чем думал начальник, а вот Окуньков думал напряженно, и мысли у него были путаными. Он силился выстроить в уме общую и понятную картину. Нападение на вездеход, болгары-строители, о которых только что рассказали парни со станции «Комсомольская», а вот теперь, по сути, об этом же самом говорит и начальник участка. Там болгары, и тут болгары, там мост через Витим и станция «Комсомольская», и тут — то же самое… Окуньков чувствовал, что во всем этом кроется какой-то смысл, какая-то суть. Может, этот смысл и эта суть и не имели никакого касательства к нападению на вездеход, но во всем этом что-то такое все равно таилось. Что-то непонятное, какая-то неясная, но конкретная логика. И эта неуловимая логика не давала сейчас покоя Окунькову. Смутно у него было на душе и тревожно.
— Вот что, дядька! — сказал он начальнику участка. — Во-первых, благодарю тебя за бдительность и вообще за твой рассказ. А во-вторых, не говори о нашей беседе никому. Будто ее и не было! Но это еще не все. Продолжай наблюдение за теми болгарами. Но, конечно, так, чтобы они ни о чем не заподозрили. И если заметишь что-то такое, немедленно докладывай мне. Просто-таки найди меня, где хочешь, откопай из-под земли, вынь из болота, а найди и доложи!
— Понятное дело, — сказал начальник, помолчал и спросил: — А может, они и на самом деле того…
— Кто? — очнулся от размышлений Окуньков.
— Ну, эти болгары, или кто они есть на самом деле…
— Не знаю я этого, дядька! — вздохнул Окуньков. — Но буду соображать…
На том они и расстались. И вот что было делать Окунькову? Только одно — доложить о разговоре с парнями со станции, а потом и с начальником участка по инстанциям. То есть прежде всего следователю. Вот он, следователь, копошится неподалеку с озабоченным видом.
Что Окуньков и сделал. Вернее, попытался сделать, но следователь лишь отмахнулся от него. Какие болгары, какой мост? Городишь что ни попадя! Лучше бы занимался своим делом — отгонял зевак от места происшествия! На том разговор и закончился.
От такого разговора Окуньков едва не впал в отчаяние. Ну, что это за следователь, который отмахивается от версий, выдвинутых своим коллегой, даже толком их и не выслушав! А может, он, Окуньков, и впрямь хотел сообщить что-нибудь дельное! Вот и работай бок о бок с таким следователем, вот и раскрывай с ним тяжкое преступление!
Но куда было деваться Окунькову? Дождавшись, когда следственная бригада закончит свое дело, Окуньков тотчас же помчался к своему непосредственному начальнику. Но и он не пожелал его выслушать.
— Вечно у тебя какие-то фантазии! — отмахнулся начальник. — Из-за них и работа на участке запущена до безобразия. Ох, дождешься ты неприятностей на свою голову! В общем, так: занимайся своим делом, а кому раскрыть преступление, найдется и без тебя. Вот даже Комитет госбезопасности подключился! Словом, ступай и не нервируй меня своими предположениями. Болгары какие-то, понимаешь…
От начальника Окуньков вышел в угнетенном состоянии. Угнетали его мысли об этих болгарах и их таинственном поведении. Это были мысли, от которых Окуньков никак не мог отвязаться. Более того — это было чувство, от которого он никак не мог отделаться.
И вот с таким-то настроением, больше суток не спавши и не евши, Окуньков и прибыл в Иркутск, чтобы найти Управление КГБ и поделиться здесь своими мыслями и чувствами. И вот он сейчас здесь ими делится.
— Ну, так подошел бы ко мне там, на месте преступления, — хмыкнул Седов. — Я ведь там присутствовал…
— Так кто же знал, что вы — это вы? — пожал плечами Окуньков. — Там было много всяких… Мне и одного следователя хватило! Ну, так и что вы все мне скажете? Если скажете, что я дурак, то ничего, я не обижусь. Зато уйду со спокойной душой. Потому что, может статься, я и вправду дурак. Надумал чего ни попадя…
Полковник Васильев ничего не ответил на вопрос участкового Окунькова, лишь молча покосился на Богданова.
— Скажу я, — самым серьезным тоном произнес Богданов. — Ты, парень, не смотри, что мы специальная комиссия. Мы тоже каким-то образом причастны к этой беде. Так вот: спасибо тебе. То, что ты здесь сообщил, для всех нас очень важно. Может статься, что ты ухватил кончик той самой ниточки, с помощью которой можно размотать весь клубок. То есть раскрыть страшное преступление. А может, и не одно… Так что ты молодец! И наблюдательность у тебя, и смекалка — будь здоров. Ты всем нам очень помог.
— Правда? — просиял Окуньков, и его улыбка была настолько искренней и по-детски простосердечной, что все, кто находился в кабинете, невольно улыбнулись и сами.
— А то! — подтвердил на этот раз Дубко. — А на следователя не обижайся, да и на свое начальство тоже. Потому что разные бывают следователи, и начальство тоже бывает разным.
— Так что же мне теперь делать? — спросил участковый.
— Помогать нам в раскрытии преступления — что же еще? — ответил полковник Васильев. — Но, конечно, без самодеятельности. Есть у нас план, им мы и руководствуемся. С планом мы тебя ознакомим и нагрузим обязанностями. Не сомневайся, нагрузим! Так что работы тебе хватит. Но, повторяю, без анархии! И в первую очередь не приближайся без нас к тем болгарам! Даже виду не показывай, что в чем-то их подозреваешь!
