— Стой, — кричу ей и хватаю за руки, не сильно, но держу, притягивая к себе.

Из ее глаз текут слезы, Рита пытается подавить рыдания, вздрагивая всем телом:

— Я умру, я не хочу умирать, — повторяет она, словно спятила, твердит одно и тоже, стучит зубами от страха.

Обнимаю ее за хрупкие плечи и притягиваю к себе, тыкаясь носом в ее макушку. Она такая маленькая, что я и забыл, как это, держать Риту в своих объятиях. Она всегда была, как статуэтка, изящная, словно хрустальная. Вдыхаю ее запах, который внезапно пробивает меня по всему телу. Что-то чуть сладкое, цветочное, родное. Рита вся содрогается, рыдая, схватила воротник моего пальто и вжимается хлюпающим носом в рубашку. Держу ее, пытаясь успокоить, согреть, так как ее всю трясет.

— Я не хочу умирать, — завывает она, а я чувствую, как горло сводит спазм, который не дает мне сглотнуть, обжигая болью. Сам не замечаю, что из моих глаз текут слезы. Я не плачу давно, все выплеснул тогда, когда плакал в ванной под горячими струями воды. Я не чувствую своих слез, это дождь, да и не умею я плакать, что за глупости.

— Ты не умрешь, слышишь! — все еще держу тонкие запястья Риты, чуть отстраняю ее от себя.

Смотрю в глаза, которые просто тонут в слезах, там столько боли, обреченности. Рита не верит в свое выздоровление ни капли, она уже придумала себе только худшее. Уже смирилась с болезнью.

— Не смей, — сердито говорю ей, глядя в глаза, — Даже думать не смей, что ты не поправишься. Ты, которая так меня ненавидишь всей душой, готова умереть, чтобы подарить мне свою дочь? Даже ради этого ты должна победить свою болезнь, чтобы мне не досталась Даша. Я же самый плохой вариант отца, я — предатель, как ты мне ее оставишь?

— Сволочь! — вырывает руку Рита и звонкая пощечина обжигает мою щеку, — Мерзавец, — прилетает, с другой стороны.

Рита хлещет меня по щекам, обзывая, выплескивая свое горе на мне, переключаясь со своих мыслей. Ее удары ни о чем, слабые, но хлесткие, мои щеки уже начинают гореть, когда я снова хватаю ее занесенную руку:

— Все? Полегчало? — спрашиваю ее, Рита кивает и словно сдувается в моих руках, почти висит, цепляясь за плечи, — Еще раз так сделаешь, вернемся в больницу, чтобы тебе успокоительное прописали. Я тебе уже сказал, никаких волнений, нервных криков. Хочешь, чтобы опять кровь пошла, а если такое при Дашке случится? Ты же ее напугаешь до полусмерти. Если относишься ко мне как к монстру, то подумай немного своей головой. Думаешь, сейчас, когда у Даши единственная мать смертельно больна, я бы не смог добиться опеки над дочерью и забрать ее, пока ты проводишь время в больнице? А теперь ответь себе, смог бы, причем особо не утруждаясь. Я этого не делаю, не только из-за дочери, Рита. Веришь или не веришь, но ты должна быть с Дашкой, чтобы поправиться, а я хочу, чтобы ты жила, понимаешь?

— Это не в твоем стиле, Артем, — сквозь зубы произносит Рита и отстраняется от меня, — Оставь меня в покое хотя бы на время. Делай что хочешь, разводись, не разводись, забирай у меня все, только просто оставь меня в покое! — уже выкрикивает она и наконец, дверь подъезда открывается, выходит мужчина.

Рита со скоростью ветра исчезает за дверью, словно за ней гонится разъяренный бык. Я стою и смотрю на уже закрытую дверь, потом пожимаю плечами и иду к машине. Если Рита не хочет меня видеть, то придется на несколько дней оставить ее в покое, буду встречать и привозить Дашу из садика или моя мама. Пусть жена немного успокоиться, а потом заберу их с Дашей к себе. Риту нельзя оставлять одну, она еще многое не знает о своем состоянии, дальше будет только хуже. Врач мне вчера по телефону подробно рассказал, что теперь ждать. Рита скоро сама поймет, что ей одной не справиться.

В кармане завибрировал телефон, и я ответил на звонок, звонил Тимофей Сергеевич.

— Артем, я отправил в три клиники все результаты анализов Маргариты Владимировны, но они просят еще биопсию. Твоя жена придет завтра ее сдавать? — с беспокойством начал он.

— Придет, я прослежу, — сухо отвечаю врачу, — Когда будут готовы результаты биопсии?

— Две недели.

— Долго, — сокрушенно качаю головой.

— Долго, согласен.

— Хорошо, я сейчас в аптеку, завтра мы у вас.

— Артем, если твоей жене станет плохо, звони мне в любое время дня и ночи.

— Обязательно, Тимофей Сергеевич, последний вопрос: Рита должна остаться в больнице после взятия анализа?

— Желательно побыть здесь несколько часов, потом отпустим ее домой. Артем, чем раньше мы возьмем анализ, тем лучше, сам понимаешь, время дорого. Нужно начинать лечение как можно быстрее.

— Рита будет завтра, — обещаю я и отключаю звонок.

Надеюсь, Рита продержится до ответа из клиник. Слишком резко ей сегодня стало плохо или просто она давно скрывает свое состояние? Сам себя не понимаю, почему Рита вызывает во мне такие чувства. Должна быть только жалость или что-то другое? Но нет, я как узнал о ее болезни, меня какой день не отпускает. Хочется схватить ее в охапку и сбежать на край света, в то место, где Рита поправится, вылечится.

Но такого места, к сожалению, нет. Придется нам пройти вместе через все это, и я не отступлюсь, как бы Рита меня не прогоняла. Ловлю себя на мысли, что делаю это не ради дочери и даже не ради себя. Зачем вообще я сунулся в ее жизнь? Какое мне дело до Риты? Не могу понять свои чувства. Я столько лет лелеял в себе ненависть ко всему, что связано со Смирновыми и куда все это делось? А было ли это чувство вообще, не придумал ли я себе свою месть, будучи подростком, не задумываясь внес в жизнь других людей столько горя?

Снова беру телефон, что вибрирует в кармане. Не глядя рявкаю «Да!»

— Артем, тебе лучше приехать в офис, — отвечает мне Валерка. Его голос сухой, даже официальный.

— Что еще случилось? — ворчу, дав указания водителю.

— Мы нашли того, кто все это сделал,