Влюбленный молодец, у которого с ума не выходит возлюбленная, сравнивает состояние своего духа с нависшими тучами:

Ой звисли чорнии хмароньки, звисли,

Не зийде мини одна дивчина з мисли.

Дождь вообще в народной поэзии имеет доброе значение и сравнивается со счастьем любви, тогда как черная туча, исчезающая без дождя, означает разлуку.

Чорни хмари розийдуться и дожчу не буде;

Из нашого коханячка ужитку не буде.

Девица, приглашая к себе козака, говорит: «Дождик-поливайчик! Поливай, поливай! А козак к девице приходи, приходи!» — «Рад бы я поливать, да облачка нет; рад бы я приходить, да ночка мала».

Дожчику-поливайчику! Поливай, поливай!

Козаченьку, до дивчини прибувай, прибувай!

Ой, рад би я поливати — хмарочки нема,

Ой, рад би я прибувати — ниченька мала.

Со своей стороны девица обещает прилететь к милому черною тучкою и пасть на его подворье частым дождичком:

Коня не томи, людей не труди,

Бо я ж до тоби сама прилину,

По над селенько чорнов хмароньков,

На подвиренько дрибним дождиком.

Дождь сопоставляется с браком:

Ой, Боже, Боже, погоди,

Дрибний дожчик, изийди! —

а тучи и гром, сопровождающие дождь, — с толками и пересудами людскими:

Ой, не пиде дробний дожчик без тучи, без грому;

Ой, не вийде дивка замиж та без поговору.

Дождь — благодать. Выше приводились песни, где солнце, месяц и дождь описывают свои благодеяния человеку; в одной колядке дождь приходит в гости к хозяину один, без небесных светил, и обещает ему упасть на его ниву в мае три раза — у него родится рожь, пшеница и всякое хлебное зерно.

Та упаду на май тричи,

Та уродиться жито-пшениця,

Жито-пшениця, всяка пашниця.

В таком же смысле счастья, благодати девица просит дождь полить на ее девичьи символические цветы: розу, барвинок, василек, мяту — на ее красу, русую косу, и румяное лицо:

Стороною, дожчику, стороною,

Та на мою рожу повную,

Та на мий барвинок хрещатенький,

Та на мий василечок запашненький,

Та на мою мяту кучеряву,

Та на мою косу русяву,

Та на мое личко румъяне.

А в свадебной песне, которая поется сироте-невесте, умершая мать просит Бога пустить ее на землю к дочери в виде дождя, мглы, сопровождающей дождь, и росы на траве:

Дрибним дожчиком,

У поли миглицею,

У трави росицею.

Подобно тому, в галицких песнях усопший отец невесты просит Бога пустить его черною тучею, частым дождичком и ясным солнцем в окно:

З чорнов хмаров на село

Дрибним дожчиком на землю,

Ясним сонечком в виконце.

В значении веселья и радости о пляшущих свадебных дружках песня выражается, что они навели облака своими (движущимися при пляске) одеждами и произвели дождь своими косами.

Наробили хмарно юпочками,

Испустили дожчик кисоньками.

Роса в веснянках сравнивается с девичьею красотою:

Випустити росу,

Дивоцькую красу…

Дивоцькая краса,

Як висиння роса.

Роса-благодать называется Божия роса. С росою сравниваются волы и коровы, означающие зажиточность поселянина:

Воли та корови —

То Божа роса.

Опадание росы с вербы от веяния ветра — утрата девичьей красоты от сближения с красивым молодцом.

В конци гребли стоять верби, припали росою;

Не хвалися, дивчинонько, своею красою;

Бо як витер повивае — роса опадае,

Як приступить гарний хлопець — красу утеряешь.

Падение росы на волосы девицы — символ потери девства.

Ой, ти парубок, а я дивчина красна,

Ой, ти ниченьку спав, а я твои воли пасла;

Упала роса на биле личко;

Не так на личко, як на русу косу;

Ей Богу, мамцю, винчика не доношу.

С летнею росою, скоро исчезающею от солнечных лучей, сравнивается скоропреходящая невзгода молодых лет:

Моя пригода, моя пригода, як в литку роса:

Як сонце пригрие, а витер повие — спаде вона вся.

Туман, подобно тучам, есть образ неизвестного угрожающего. Из тумана выступает молодец на бой. В одной колядке, очень распространенной, сохранившей, как кажется, остаток мифологического миросозерцания и, быть может, воспринявшей воспоминания о древних походах на Византию, из тумана выезжает молодец на дивном коне, подъезжает к Цареграду, вызывает на бой царя из Цареграда; происходит битва, и царь, видя его богатырство, изъявляет желание отдать за него дочь, а с нею половину царства и треть счастья.

Из поля-поля туман устае,

А з того туману молодец иде;

Та пидъизжае пид Царегород,

Та викликае царя з города:

«Ой царю, царю, виидь на войну!»

Як изъихались — так и вдарились;

Ударили копити, як гром на неби,

Засяли шабли, як сонце в хмари…

Пид ними кони поприпадали,

Золоти гриви поприлягали,

Турецький царь другим наказав:

«Ой, колиб я знав, чий то син воював,

То я б за его свою дочерь оддав,

Свою дочерь оддав, царьство одписав:

Половину царьства, третину счастья!»

Подобно тому, в песне о поединке между козаками Шамраем и Зарваем оба выезжают на битву друг против друга из тумана.

Ой, з-за гори, з-за крутенькои` густий туман уставае,

А з-пид туману козак Шамрай синим конем вигравае…

Ой, з-пид гаю, з-пид зеленого густий туман уставае,

А з-пид туману, з-пид густенького козак Зарвай стриляе…

В козацких песнях туман сопровождает разные случаи, когда предполагается неизвестность и опасность. Мать прогоняет сына — в это время туман покрывает поле.

Туман поле покривае,

Мати сина проганяе.

Сын пускается вдаль, в неизвестность. Дума о побеге трех братьев из Азова, по некоторым вариантам, сопоставляет их отважное бегство с образом поднимающегося тумана:

Не великий тумани вставали,