Шрифт:
Закладка:
Стараясь не прикасаться ни галифе, ни гимнастеркой к влажным, тускло блестевшим в свете оранжевого язычка пламени, словно измазанным соплями грязным стенам, Илья аккуратно спустился вниз на бетонный пол и чуть не наступил на хвост пробегавшей мимо крысы. Ошарашенно вглядевшись в серую темноту, сохранявшуюся в дальних углах, с содроганием заметил еще несколько шустрых крыс, которые безбоязненно бегали по коридору по своим крысиным делам.
– Кыш… сатана, – брезгливо поморщился он, и сапогом отпихнул особо наглую, которая уже было собралась карабкаться по его ноге. – Подлюка!
Испуганно пискнув, крыса тотчас юркнула в нору у основания стены. Ключник же продолжал идти по узкому коридору, не обращая ни малейшего внимания на кишащих вокруг нескольких десятков крыс. Остановился он, только когда подошли к металлической двери, расположенной в проеме с полуовальным сводом. Горбун вынул из кармана замызганных брюк большой железный ключ (только тогда Журавлев и сообразил, откуда у него такая странная кличка), вставил его в замочную скважину и два раза со скрежетом повернул. Распахнув с ужасным скрипом дверь, Ключник услужливо повел рукой, молча приглашая гостя проходить в таинственное помещение, расположенное в глубине сырого подвала.
Илья опасливо шагнул внутрь. Здесь было неожиданно сухо, под кирпичными сводами горела лампочка, посредине стоял стол с приставленными к нему двумя стульями, и больше ничего. Правда, еще непонятно для чего находился дубовый пень размером в два обхвата и высотой с метр. Если не считать этого самого пня, то все напоминало ему комнату для допросов в его родном Управлении НКВД.
«Грохнут меня здесь, никто и знать не будет… где могилка моя», – невесело подумал Илья, нерешительно остановившись у двери, и тут же услышал, как позади него со скрипом закрылась дверь, и опять со зловещим скрежетом провернулся ключ в замке, запирая его одного в этом полупустом помещении.
«Попал, как кур в ощип», – едва ли с не безнадежной обреченностью вновь подумал он, но на такой короткий миг, что сам поразился своему душевному спокойствию. Потому как его подсознание, подчиняясь давним привычкам, выработанным с годами во фронтовой разведке, уже самостоятельно работало над тем, как обеспечить сохранность живого тела, в котором оно находилось. Внимательные глаза Ильи стремительно скользнули по ножкам стульев, желая удостовериться, что они не прикручены к полу, по столу, который в безвыходной ситуации может быть использован как ударный таран или щит от пуль, пускай и ненадолго, но и этого будет достаточно, чтобы сохранить свою жизнь в стычке с жестоким противником. Оценив для себя сложившуюся обстановку, Илья дополнительно отметил, что на столе стоит полная бутылка водки, открытая банка консервов килька в томате, граненый стакан, лежит нарезанная крупными кругами докторская колбаса и полбатона ржаного хлеба.
«Основательно подготовились, – мысленно подтрунил он над собой, имея в виду, что к его поминкам уже все заранее приготовлено, и в следующую секунду, от своих же мыслей, невольно улыбнулся, спокойно полез в карман за папиросами. – Чего это я раньше времени себя хороню? Бывали дела и похуже… ничего, жив остался. И в этот раз, Бог даст, выживу».
Внезапно распахнулась во всю ширину дверь, расположенная с противоположной стороны комнаты, и внутрь, пригибаясь, чтобы не удариться о притолоку, ввалился мужик необычно высокого роста. Мало того что на нем был надет окровавленный брезентовый фартук, так он еще и держал в могучих коротких руках, до локтей перепачканных кровью, разделочный топор с широким лезвием, с которого тоже капала свежая кровь, оставляя позади мужика алую дорожку.
По всему видно, этот незнакомый ему человек крупного телосложения и был тот самый Иван Горыныч. Он угрюмо взглянул из-под нависших мохнатых бровей на Илью и молча прошел к столу. Все так же, не издав ни звука, он с такой силой вонзил острое лезвие топора в пень, что оно чуть не наполовину вошло в дерево. Поглядывая время от времени на застывшего у двери парня, который наблюдал за ним одними глазами, не в силах пошевелиться от объявшего его ужаса, Горыныч тяжело опустился на стул. Под его весом стул жалобно скрипнул, но не развалился, как ожидал Илья.
«На публику работает, – подумал Журавлев, легко разгадав хитрый замысел Горыныча. – Тут и дураку понятно, что весь его неряшливый кровавый вид и вся обстановка рассчитаны для устрашения слабых духом рядовых членов банды и для таких вот новичков, как я. Надо вести себя подобающим образом, чтобы этот упырь не догадался о моем истинном отношении к происходящему и мое поведение принял как должное».
Илья заискивающе, чуть приметно улыбнулся, суетливыми движениями одернул свою гимнастику и вытянулся, как будто стоял перед генералом. Хотя в душе ему сильно хотелось, прямо до зуда в руках, ударить этого безжалостного бандюгана чем-нибудь увесистым по его маленькой квадратной голове, чтобы разом покончить с ним.
Горыныч с деловитой сосредоточенностью, все так же продолжая молчать, но при этом не забывая бросать мимолетные взгляды на Илью, сковырнул серебристую пробку, называемую в среде алкоголиков ласковым словом – косынка, налил себе полный стакан и опрокинул его в раззявленный рот, как в пропасть. Потом отломил окровавленными заросшими волосами пальцами кусок хлеба, зачерпнул им кильку из консервной банки и принялся с удовольствием жевать, уже не отводя любопытных глаз от Ильи.
Так прошло минуты две. Наконец Горыныч вытер широкой ладонью испачканные в томатном соусе губы, вновь наполнил граненый четвертной стакан, кивнул на него.
– Пей, – приказал он.
Илья не стал отказываться, чтобы войти в доверие к этому душегубу. Сдерживая рвотные позывы, с чувством отвращения рассматривая маячившее у самых глаз алое расплывчатое пятно на стенках стакана, он приник к влажному ободку.
«Сволочь, – подумал он с ненавистью, сразу вспомнив про отрубленную голову мужика, чей обезглавленный труп был найден в туалете, расположенном неподалеку от рынка. – Такой может запросто отрубить. Одним махом».
Илья, стоя, выпил, вернул стакан на место, часто дергая кадыком, стараясь сглотнуть набиравшуюся во рту горькую слюну.
– Садись, – распорядился Горыныч. – Закусывай.
Илья присел на край стула; настороженно ловя каждое движение бандита, аккуратно взял двумя пальцами дольку колбасы, запрокинул голову и сунул ее в рот.
Глядя, как он неспешно двигает челюстями, как ходят тугие желваки на обтянутых смуглой кожей скулах, Горыныч, расслабленный от выпитой
