Шуша замер. Мир снова рушился.

– Он пытался это сделать с Рикки, но опоздал. Я уже сделал из нее женщину для себя. Он поморочил ей голову несколько дней, все не решался ее раздеть. Ей надоело, и она сбежала обратно ко мне. Если не веришь, поезжай сейчас к ней, и она тебе объяснит, кто такой на самом деле твой Сеньор.

Разрушенный мир на глазах собирался во что-то новое, и это новое было непонятным, разноцветным и удивительным.

Он постучал в стену шифрованным стуком. Рикки открыла очень быстро, похоже, ей было известно, что он придет. Они вошли в комнату. Рикки потушила верхний свет, оставив только ночник. Они сели на узкую кровать рядом, но не слишком близко друг к другу. У Шуши дрожали колени.

– Давай я буду их держать, – сказала Рикки и положила ладони на его колени.

Сколько времени это продолжалось, историкам установить не удалось. Сами они потом тоже не могли вспомнить; видимо, от нескольких минут до нескольких часов. Но мы точно знаем, чем это закончилось.

Раздался звук открываемой ключом двери, и в полутемную комнату вошли двое.

Зажегся свет. Это была Нюрка, подруга Алисы, с очередным любовником. Особенно компрометирующего зрелища Нюрке с хахалем представлено не было. Хотя вид у Рикки с Шушей был растрепанный, они были одеты и сидели рядом на диване.

– Так, – сказала Нюрка мрачно. – Голубки́. Свили гнездышко.

– Мы уходим, – быстро сказала Рикки.

Тут в их краткий диалог вмешался любовник, в котором неожиданно проснулся воспитатель юношества.

– Ребята! – сказал он озабоченно. – Чем вы занимаетесь! Интересуйтесь лучше хорошими стихами! Вот, например…

Но они уже выбежали из комнаты, так и не узнав, какими стихами им следует интересоваться. Был теплый вечер. В свете ярко освещенных витрин улицы Горького толпа казалась нарядной. Теперь они шли медленно, близко друг к другу. Рикки крепко держала его за руку.

– Мама все время говорит, что я непостоянная, то одного люблю, то другого.

Шуша бросился на помощь:

– Может быть, ты всю жизнь любишь одного, просто он переселяется в разных людей.

Это было влияние Венькиных лекций – карма, сансара, реинкарнация. Сияющая Рикки смотрела на него и улыбалась.

– Значит, он теперь в тебе?

Шуша замер. Это объяснение в любви? Она меня любит?

Рикки продолжала что-то говорить, но он не слышал, поглощенный своим новым статусом объекта любви.

Они остановились перед входом в Коктейль-холл в мордвиновском корпусе Б, уже переименованном в “дом шесть”.

– Зайдем сюда, – предложил он. – Там кофе хороший.

– Я не люблю кофе. Единственный кофе, который я могу пить, это Венькин.

– Ерунда. Я знаю его рецепт – килограмм сахара и килограмм кофе на кастрюлю воды. Возьмем тебе горячий шоколад, если не любишь кофе.

С высоченного потолка свисали люстры, напоминающие перевернутых медуз, а каждая медузья нога оканчивалась светильником в форме желудя. Огромные колонны высотой в два этажа завершались капителями композитного ордера, как гордо сообщил Рикки член “клуба юных историков архитектуры”. Внизу на причудливо изогнутых стульях сидели хорошо одетые люди и пили из конических рюмок Kowboy Kocktail местного разлива.

В фильме Говорухина “Брызги шампанского” лейтенант Володька заставит таких же хорошо одетых людей стоять здесь под дулом пистолета ровно две минуты в память погибших бойцов его роты. К началу съемок интерьер уже будет безнадежно испорчен. Но в 1960-м он все еще был полон сталинской роскоши. Они поднимались по винтовой лестнице. Рикки шла впереди. От ее длинных детских ног в красных чулках невозможно было оторвать взгляд, красный цвет делал их причудливо изогнутыми, барочными, они удивительно подходили к интерьеру.

Шуша вспомнил рассказ Сеньора, что на этой лестнице есть один виток, где человека не видно ни сверху, ни снизу, там можно целоваться. Надо иметь в виду, пронеслось у него в голове, ведь целоваться теперь придется часто и не всегда в комфортных условиях. Вообще-то он считал себя последователем Леонидова, даже иногда подписывался “конструктивист ШШ”, но сейчас засомневался – а может ли холодный конструктивистский интерьер погрузить в такое же облако счастья.

Они просидели за столиком на втором этаже – с кофе, горячим шоколадом и булочками с кремом – почти час. Говорили мало, в основном смотрели друг на друга и держались за руки. Постепенно в их облако счастья стал проникать сквозняк реальности – где-то там на десятом этаже их должны были ждать Венька с Аллой. Возвращаться? А что им сказать? И как себя вести?

– Я знаю, что мы сделаем, – вдруг сказала Рикки решительно. – Когда мы войдем в комнату, я поцелую Веньку, а ты поцелуешь Аллу.

Зачем это было нужно, Шуша не понял, но раз уж она, как выяснилось, любила многих, она, надо полагать, знала, как такие вещи делаются. Вариант Рикки понравился ему тем, что ничего объяснять было не нужно. Неприятное выяснение отношений откладывалось, и можно надеяться, что все потом как-то выяснится само.

– Знаешь что, – неожиданно для себя сказал Шуша, – нам вообще не нужно к ним ехать. Они уже всё поняли.