— А мож поехали в Северный? Там пивнушка есть. Глядишь, в ней чего найдется, — предложил Сашка.

— Да ну, — отмахнулся Титок. — Если там чего и было, так уже все разобрали. Там у них и своя баня стоит. Суббота, как никак.

Когда мы уже были у двери в пивняк, раскрылась она наружу, и вошел Ванька Кашевой. Хмурый и, по обыкновению своему, грязный он обеспокоенно посмотрел на нас. Когда взгляд его коснулся меня, Ванька поменялся в лице, вроде как испугался, замялся, топчась на месте.

— Здорова, Кашевой, — Саня протянул ему ладонь первым.

— Привет, мужики, — немного гундосо проговорил он, пожимая всем нам руки. — Тоже за пивом? Нету еще?

— Неа. Не везут, черти городские, — прошипел Титок. — Зла на них не хватает.

— Знач еще не починились. Ну лады. Потерпите чутка, — заулыбался Ваня растерянно. — Скоро подъедуть. Как раз люди разбегутся, первыми будем.

— Не починились? — Я приподнял бровь, — а ты откуда знаешь, что они поломались?

— Дак видал.

— Где?

— Ну, — Кашевой задумался, — где-то километров десять от Красной стоять. Там ихний грузовик застрял. Я там, в Светлый, в самую даль поселения, кашу сегодня возил, свиньям, значить. Видал пивовозку ихнюю. Ехала. А как на обратном пути гнал цистерну, смотрю, стоять.

— А чего ж ты не остановился? Не помог им? — Спросил я.

— Да я как-то… Не подумал…

Кашевой явно растерялся еще сильнее и потер загорелую шею.

— Ясно все с тобой, — поджал я губы. — Ладно. Стой тут, дежурь. А мы съездим до них, глянем чего там.

— Дак у меня ж и тросу с собой небыло, — попытался оправдаться Кашевой.

— Ладно. Ничего, — я отмахнулся.

— Ты гляди, как оно выходит, — Сказал Сашка, потирая руки, — ну щас мы их отбуксируем, а нам за это первыми дадут пива набрать!

— Если только сможем их дотянуть. Мож там поломка такая, что туши свет, — хмуро проныл Титок.

— Титок, — я хотел было обойти Белкин нос к водительской двери, но обернулся, — вот скажи. Чего ты весь день сегодня стонешь? Чего недовольный такой?

— Ай, — Титок махнул рукой. — Да нормально все.

Мужики стали забираться в кабину, а я, было уже, пошел к своему месту, как услышал голос Ваньки Кашевого:

— Игорь! Погоди чутка!

— Чего? — Я обернулся.

— На два слова!

— Ну, давай. Чего такое?

— С глазу на глаз! — Крикнул своим высоковатым голосом Кашевой, пыхча и торопясь подбежал ко мне. — Про Катьку и Серого.

Я замолчал, глядя в глаза Ваньке. Тот смущенно опустил взгляд.

— Игорь! — Высунулся из окошка Саня. — Ну чего? Едем?

— Погоди! Щас! — Крикнул я, а потом обратился к Ваньке уже тише, — отойдем?

Мы зашли за Белкин задний борт.

— Сказать тебе я кое-чего хочу, — смутился в очередной раз Кашевой. — Кое-чего важное.

— Так. Что случилось-то?

Глава 17

Кашевой засопел. Ноздри его несуразного носа-картошки раздулись, сделав большой нос еще больше. Повременив, Ваня наконец-то решился заговорить:

— Прости меня Игорь, за все что я тебе плохого сделал. И что тогда не захотел сразу отбуксировать, и что на суде наговорил. Прости…

— Это ты мне хотел сказать? — Изогнул я бровь, подбоченился.

— Ой нет-нет, — поторопился он ответить, — еще поблагодарить. Понимаешь, без тебя я и не знал, как быть в такой моей горькой беде. Видел, что Катька погибает там, у Серых. Видел, как ее строит Пашка, видел, как бьет Матвей.

Он замолчал и опустил взгляд к камешкам пыльной гравийки.

— Знал, а ничего делать не хотел. Боялся, — продолжил он. — А ты вот, не побоялся. Хоть и не имеешь ты к нашему семейству никакого касательства, все равно пошел на Матвея. Несмотря ни на что пошел. Даже под ружьем пошел. Я бы так никогда не смог.

Ваня вздохнул и глаза на его широком полноватом лице заблестели.

— Да и меня ты спас. Потому как если бы не ты, точно лежать мне мертвому. Матвей в меня стрелять хотел, я видел!

— Ну с мертвым ты преувеличиваешь, — я улыбнулся, — он в Мятого стрелял в упор. И тот живой остался. Слышал я, что ходит уже по больнице своими ногами. Еще день, другой и отпустят его домой долечиваться.

— Да не, — натужно улыбнулся Ваня, — с моей такой хм… Удачливой судьбою, Серый бы точно меня застрелил. Хе-хе!

— Ну ладно, — я улыбнулся сдержанней, — принимаются твои извинения.

— Мир? — Кашевой протянул мне свою пухлую руку. Я пожал.

— Ну ладно, Ваня, — сказал я, норовя уходить к кабине, — давай! Торопимся!

— Погоди, Игорь!

— М-м-м-м?

— Да просьба у меня к тебе есть, — смутился Кашевой.

— Вот значит, как, — я вновь подбоченился, — так мож сначала с просьбы надо было начинать, а потом уж извиняться?

— Может, и надо было, — пряча от меня глаза, сказал Ваня, — ну ты ж меня знаешь. У меня кишка на такие вещи тонка. Мне проще сначала так разговор завязать.

— Ну ладно, — я вздохнул, — давай сюда свою просьбу. Послушаю, а там уж глянем.

Кашевой поднял, наконец взгляд, даже заулыбался. Пухлая его мордаха зарумянилась.

— Спасибо, Игорь.

— Ну, давай уже. Чего там?

— Да все то же. Про Катьку, — Кашевой потер щеку в редкой белой, блестящей на солнце щетине, — незадача у нас с ней.

— Какая?

— Любовь, — он вздохнул. — Горюет она сильно по Матвею. Что-то у них в семье все как-то по нездоровому получилось. Матвей бил ее, ни во что не ставил, а та любит и все тут.

— Ну а я тут при чем? — Удивился я.

— Погоди, Игорь, пожалуйста. Дослушай ты до конца.

— Ну Игорь! Ну чего ты там⁈ — Заорали мне с переда машины.

— Ща! Едем! — Я отозвался, а потом обратился к Кашевому, — ну, давай уже, не тяни. А то все пиво с тобой щас