Не могу дождаться, когда вечер закончится, и мы поедем домой. 

Мне хотелось доказать родителям Артура, что я давным-давно не та неуверенная в себе робкая двадцатилетняя девчонка, которая предстала перед четой Манаповых в Греции, не зная, куда глаза деть. Постоянно тянулась к очкам по привычке, забывая, что в линзах. 

Мне есть чем гордиться, я самодостаточна и независима. Всё общение с Артуром происходит исключительно по его инициативе. 

Но бороться с собой сложно. И мне кажется, что ничего не вышло. Манаповы по-прежнему заставляют меня нервничать и чувствовать себя недостойной.

Наверное, мне просто нужно чуть больше времени, чтобы привыкнуть и освоиться.

Обратно едем в машине Артура. Водитель как обычно молчит. Артур сидит впереди, мы с Федей сзади. Сынок клюет носом, он любит свое автокресло и быстро в нем засыпает. Набегался в детской комнате ресторана, выбился из сил. 

С тоской смотрю на темные окна своей квартиры. Так долго чинят вентиляцию, даже подозрительно... Бросаю быстрый взгляд на Артура. Он как раз осторожно достает Федю, прижимает к себе. 

- Тихо, сынок, спи, это папа, - успокаивает его. Выглядит при этом так трогательно, что у меня слезы наворачиваются. 

В роли отца Артур прекрасен. Когда нужно — строг, в особые же минуты, как сейчас, внимателен и добр. Всегда надежен. Он не раздражается, не повышает голоса. Впервые меня посещает мысль, что Артур старается дать своему ребенку то, чего, возможно, не дополучил в детстве сам? 

Глупости! Уверена, у него прекрасные отношения с родителями. 

Но чем дольше я об этом думаю, тем сильнее себя накручиваю. В тот момент, когда мы заходим в квартиру, у меня щеки полыхают от злости! 

- Не будем будить, хорошо? - говорит Артур полушепотом. 

- Я планировала его искупать, но... ладно, дадим себе поблажку сегодня. Отнесешь в детскую?

- Конечно.

Я быстро снимаю с Феди кроссовки, и Артур идет по коридору. Ловлю себя на мысли, что совсем не беспокоюсь по поводу того, сможет ли Артур аккуратно уложить и раздеть Федю. Доверяю ему. 

Сама же иду в кухню, открываю холодильник и достаю бутылку вина. 

Артур застает меня через пару минут, хлопающей шкафами в поисках штопора. 

Всё понимает без слов. Подходит к столу, достает бокалы. Откупоривает бутылку, разливает вино.

- Спасибо, - говорю я. Принимаю бокал и осушаю его почти залпом. - Можно еще?

Артур смеется и вновь тянется к бутылке.

- Я не понимаю, просто не понимаю! - говорю я, заламывая руки и меря кухню шагами. 

- К моим родителям нужен особый подход, - говорит он уклончиво. 

- Подход — это жить с ними в разных странах, изредка встречаясь и исполняя незначительные прихоти, чтобы те отвязались и можно было вновь разъехаться на неопределенный срок?

Артур пожимает плечами. Не отрицает. 

- У меня в голове не укладывается! Я так скучала по своим родителям, пока жила в Турции! Мы часто висели на телефоне. А Таня... сестра - мой самый близкий человек! У тебя же папа с мамой... Боже, Артур, прости, но они ведь видят, как ты относишься к Феде. Как смотришь на нег, как гордишься. И вместо того, чтобы поддержать... - Я делаю еще глоток вина и иду на поразительную наглость, передразниваю Регину Альбертовну: - Артур в два года понимал, как надо себя вести в общественных местах! 

Испуганно замираю и смотрю на Манапова. Кажется, перегнула. Сейчас он грубо осадит меня, поставит на место. Как бы там ни было, это его родители, мне не следовало... Он хмурится, а потом запрокидывает голову и смеется.

- А что, похоже, - говорит он. 

Наши глаза встречаются, и сердце замирает. Я чувствую себя такой уверенной рядом с ним! Как ни с одним другим мужчиной. 

- Как надо воспитывать ребенка, чтобы он в два года аккуратно ел спагетти! 

Мы слышим небольшой шум из детской. 

- Я посмотрю, - говорит Артур. Бросает на меня взгляд. - Можешь пока сыр нарезать и открыть оливки. Должны быть в холодильнике.

Он уходит проведать Федю, а я достаю три вида сыра, доску, нож. Начинаю остервенело нарезать деликатес, с каждой секундой всё сильнее злясь на его родителей. Их сын так многого добился! Он хотел поделиться с ними своим счастьем. А что в ответ? Регина Альбертовна вновь начала говорить про Дашу, словно напоминая лишний раз, что Федя у нас получился случайно. 

- Он спит, всё в порядке, - говорит Артур.

Я резко оборачиваюсь. 

- Твои родители к тебе несправедливы, - заявляю я. 

- Маш, забудь о них. Мне не нужны ни их одобрение, ни поддержка. 

- Поддержка родителей нужна всем, - отчаянно спорю я. - Артур, ты такой молодец! Они должны гордиться тобой! Ты замечательный человек, построил головокружительную карьеру, преуспеваешь в отцовстве! Всё, что чего ты касаешься, тебе удается. Осталось только личной жизнью заняться... - я осекаюсь.

Мы смотрим друг на друга. 

- Она тоже есть в планах. Хочу приоритет ее повысить. Как думаешь, стоит?

Я вдруг вспоминаю Дашу, отчего сердце трепещет, сжимается и горит, как кислотой плеснули. Больно, обидно. Я даже думать не хочу, представляя их вместе! 

Поэтому в тот момент, когда Артур подходит ко мне, я обнимаю его за шею. Пока еще робко, боязно. Заново учась доверять. Я благодарна Артуру за то, что он не спешил. Давал мне возможность привыкнуть и принять решение самой. Иначе бы я утонула в собственных страхах и комплексах, борьба с которыми дается так тяжело. 

Он тут же обнимает в ответ. Крепко, словно терпение его на исходе. Оно трещит по швам, лопается. Артур наклоняется и наши губы сливаются в безумном поцелуе.

Дальше все как в тумане. Мы забываем о вине, бешено дорогом сыре, об испорченном вечере... обо всем на свете. Заходим в его спальню. Он закрывает дверь, мое сердце колотится на разрыв. 

Он подходит ко мне, и я точно знаю, что завтра мы проснемся вместе.