Шрифт:
Закладка:
На северной стороне Метрополитен-музея бригада мастеров разворачивала огромные блоки песчаника и начинала раскладывать их на огромной бетонной платформе. Камни пролежали в разобранном виде на сайте одиннадцать лет. Каждый из них был пронумерован, и команда из Метрополитен-музея обратилась к масштабному плану и фотографиям, чтобы помочь собрать их обратно. Это было похоже на гигантский проект Lego. Когда храм поднялся, рабочие все еще могли различить не только древнюю резьбу, которой были покрыты стены с момента его постройки, но и последующие граффити, демотические метки и имя нью-йоркского адвоката XIX века Л. Брэдиша, который отправился в Египет и вырезал свое имя на боку здания, чтобы потом это здание оказалось в Нью-Йорке.
Для братьев Саклер это был триумфальный момент, но если Артур считал, что для того, чтобы его приняли в высшем обществе Нью-Йорка, достаточно лишь крыла с его именем в Метрополитен-музее, он ошибался. Он с головой окунулся в жизнь музея, присоединившись к спонсируемой Метрополитен-музеем поездке в Индию. (Когда другой участник этой поездки, филантроп Эдвард Варбург, заболел, Артур открыл чемодан, который он всегда носил с собой, и оказалось, что он настолько переполнен лекарствами, что Варбург пошутил, что он напоминает "аптекарский магазин"). И Ховинг искренне любил Артура, насколько профессиональный соблазнитель может любить свою жертву. "Он был обидчив, эксцентричен, своеволен и уязвим, - позже заметит Ховинг, - что делало игру гораздо более увлекательной".
Но другие чиновники в Метрополитен-музее были недовольны множеством ограничительных условий, которые Артур накладывал на свои подарки. И , когда речь заходила о старожилах мира искусства, они с пренебрежением, а то и с открытым презрением относились к этому богатому и чрезмерно жадному приезжему. Артур Саклер обладал всем обаянием "знака доллара", - сказал один из руководителей аукционного дома в интервью Vanity Fair. Один из посетителей Ксанаду, где он жил, набитого произведениями искусства, назвал дом "пристройкой гробовщика". Артур очень хотел получить место в престижном попечительском совете музея и небезосновательно считал, что заслужил его. "Я дал Метрополитен-музею ровно столько, сколько Рокфеллеры заплатили за свое крыло", - жаловался он.
Но музей не стал назначать его членом совета директоров. Среди руководства было ощущение, что в Артуре Саклере есть что-то неприличное. Он мог это понять: он был достаточно чувствителен к тонкой динамике социального контроля в элитных кругах, чтобы понять, что что-то не так, и это чувство было ему знакомо. Метрополитен, заключил Артур, был просто "антисемитским местом".
Но на самом деле все могло быть гораздо сложнее. Во-первых, в совете директоров музея были и другие евреи. Один из высокопоставленных сотрудников Метрополитен-музея, Артур Розенблатт, шутил, что у администрации не было другого выбора, кроме как начать принимать деньги от еврейских доноров, потому что в определенный момент у них закончились старые богатые WASP. Но некоторые люди также питали подозрения, что с Артуром и его братьями связано что-то сомнительное. Один из чиновников Метрополитен-музея отметил, что, поскольку братья договорились о выплате своего пожертвования в размере 3,5 миллиона долларов в течение двадцати лет, с последующим списанием налогов, "крыло Саклеров - это щедрый подарок, но также и замечательная сделка для Саклеров". Другой чиновник, Джозеф Нобл, назвал Артура "скользким" и прошептал, что анклав, который Роример предоставил ему в распоряжение, - это "самая большая уступка" в истории музея. "Вышвырните его", - предупредил Ноубл Тома Ховинга. "Пока не разразился скандал".
К концу 1978 года строительство было завершено, и Ховинг открыл крыло Саклера, открыв новую экспозицию: Сокровища короля Тута. Это был мастерский ход. Экспозиция включала пятьдесят пять ослепительных погребальных предметов, обнаруженных в гробнице мальчика-императора Тутанхамона. Однажды вечером, перед тем как выставка была открыта для публики, Метрополитен устроил торжественное мероприятие в новом крыле. Храм снова стоял, прекрасно отреставрированный и эффектно освещенный, с именами тех двух братьев, которые когда-то утонули в Ниле, все еще высеченными в песчанике, вместе с именами других посетителей на протяжении веков, а теперь имена Артура, Мортимера и Раймонда Саклеров высечены на великом здании самого Метрополитен-музея.
В честь этого события Саклеры заказали новую работу у знаменитого хореографа Марты Грэм, которую Артур считал "богиней современного танца". Словно стая менад, танцовщицы Грэм выступили в самом храме. Там же присутствовал мэр города Эд Кох. Он подружился с Артуром. По удивительному совпадению, президент Джимми Картер только что возглавил Кэмп-Дэвидские соглашения, положившие конец конфликту между Израилем и Египтом. Кох, который сам был евреем, отметил символичность того, что три еврейских врача спонсировали перенос египетского храма в Нью-Йорк, и то, как это, казалось, перекликалось с геополитикой. "И какой еще лучший способ отметить это, - сказал он, - чем открытие крыла Саклера в Храме Дендура".
Позже вечером были организованы коктейли и выступление танцевальной группы. Братья Саклеры были там, сияя, на том мероприятии, которое, несомненно, стало важной вехой в истории их семьи. Они приехали. Если Артур и выглядел в тот вечер рассеянным, никто об этом не упомянул. Но чиновники Метрополитена не ошиблись, опасаясь скандала. Даже когда братья праздновали, генеральный прокурор Нью-Йорка пронюхал об анклаве Саклеров и начал расследование. Для Артура же назревал более близкий и личный скандал. В тот вечер под руку с ним шла элегантная, длинноногая молодая женщина. Она была моложе его почти на три десятка лет, англичанка и не его жена.
Глава 8. ЭСТРАНГЕМЕНТ
Первый брак Мортимера Саклера с Мюриэл Лазарус закончился разводом. Мюриэл была впечатляющей женщиной: родилась в Глазго, в юности приехала в Нью-Йорк, училась в Бруклинском колледже, в 1945 году получила степень магистра естественных наук в Массачусетском технологическом институте и докторскую степень в Колумбийском университете. У них с Мортимером было трое детей: Илен родилась в 1946 году, Кате - в 1948-м, а Роберт - в 1951-м. Но в середине 1960-х годов, когда Мортимеру исполнилось пятьдесят лет, он влюбился в молодую женщину по имени Гертрауд Виммер. Гери, как ее называли, была австрийкой и статной. Она управляла художественной галереей в Мюнхене. В свои двадцать с небольшим лет она была ровесницей дочери Мортимера Илен, но, несмотря на разницу в возрасте, у них с Мортимером завязались отношения. Если некоторые люди могли бы с недоверием отнестись к такому развитию событий, то другие восприняли Джери как достойный трофей для опытного мужчины. Маленькая фармацевтическая компания Purdue Frederick, которую Артур