Поверхность ледника была идеально ровна и покрыта слоем снега в 1 дюйм. По такому пути тащить шестерым легкий каяк – так же легко, как идти порожнем. Но я предупредил людей, что часто эта ровная поверхность ледника бывает обманчива. Иногда в леднике образуются широкие трещины большой глубины и сверху заносятся тонким слоем снега. Такие снежные мосты очень трудно заметить, и необходимо принимать всякие предосторожности, чтобы не провалиться на предательском мосту в трещину. А это уже может быть гибелью. Поэтому-то я и настаивал, чтобы люди с нартами строго шли по нашим лыжным следам, не сворачивая в сторону, в то время как мы с Луняевым шли друг от друга на расстоянии 20 саженей, связавшись крепким линем. Для того чтобы лучше прощупывать дорогу, мы с лыжных палок сняли даже кружки.

Над ледником повис туман, иногда густея, а иногда рассеиваясь. Временами была видна только очень небольшая часть выпуклости, и не было видно даже обрыва его; тогда мы старались идти так, чтобы поднимающаяся поверхность ледника оставалась у нас слева. Но когда туман рассеивался, то можно было видеть, что далеко, очень далеко на О чуть синел своими вершинами какой-то очень высокий остров, по-видимому, без ледника. Этот очень отдаленный остров мы, кажется, и видели один раз со льда, когда была хорошая, ясная погода. Трещины в леднике попадались довольно часто, но неширокие и легко переходимые. Мы их легко замечали, даже если они были покрыты «мостами». В одном месте мы увидели в море, недалеко от ледника, два громадных обломка глетчерного льда. Должно быть, падение этих ледяных скал было очень эффектно, судя по тому, как раздроблен был лед вокруг них. Уклон ледника на W был малозаметен.

Мертвая, какая-то торжественная тишина царила вокруг. Полнейший штиль и тепло. Ни одна птица не пролетела над нами, и ни одного следа мы не видели во все время нашего пути. Положительно «лунный остров». Но вот уклон на W стал круче, и наконец через 3,5 часа хода мы впереди увидели внизу под горой черный низменный мысок. В волнении мы прибавили ходу и быстро побежали под уклон. Правая, северная часть этого мыска переходила в отмель, усеянную камнями. Снег не везде стаял с этой земли, и вода шумными ручьями сбегала к морю. Но вот ледник остался уже за нами, мы на земле. Какой-то сильный шум стоял над ней. Глаза у нас болели, и мы все видели, как сквозь кисею. Мы совершенно растерялись в этой сказочной обстановке, от которой положительно отвыкли. Вместо льда под ногами эта чернота, в тонах которой мы еще не могли разобраться. Поминутно мы спотыкались о камни, попадались в ямы, вязли в грязи и пушистом мху. Вместо тишины ледяных полей, изредка нарушаемой криками чайки, – этот непрерывный, непонятный нам шум, который положительно оглушал нас. Но, прислушавшись, мы поняли, что это шумят бесчисленные птицы, которых мы рассмотреть не могли по своей слепоте. О, какой торжественной музыкой показался нам этот птичий шум! Этот гимн жизни! Отдельные голоса совершенно сливались в могучие звуки, и трудно было поверить, чтобы могли так кричать птицы. Неужели способны были издавать такие звуки эти гаги, «гавкуны» и чайки, которых наконец-то стали замечать мы? Они сидели большими стаями на бесчисленных лужах и озерках, тучи их перелетали с места на место и терялись где-то в камнях, где не могли уже их заметить наши завешенные «кисеею» глаза. В одном месте мы увидели около воды тюленей или моржей, спокойно лежащих на земле. Страшно опасаясь их спугнуть, мы осторожно стали подкрадываться к «зверю». Каково же было разочарование, когда, подойдя чуть ли не на 10 саженей, мы убедились, что «звери» оказались большими камнями. Но мы скоро успокоились и торопливо, поминутно спотыкаясь, пошли дальше, стараясь как можно подробнее и скорее осмотреть наше владение. Мы перепрыгивали и переходили вброд быстрые потоки воды, радовались каждому красивому камешку, как дети, восхищались длинными водорослями, плававшими в воде, и вдруг, на одном пригорке, мы увидели даже несколько маленьких желтых цветков, названия которых я не знаю.

В одном месте у нас из-под самых ног неожиданно вспорхнула и полетела гага, сидевшая на гнезде, и мы увидели четыре яйца величиной с гусиное. Яйца оказались свежими. Ура! Сыты будем! Гнезд, по-видимому, тут очень много, судя по количеству гаг или, по крайней мере, по шуму, поднимаемому птицами. Мы были так счастливы, что забыли все наши бедствия и лишения во время странствования по льду. Этот маленький кусочек земли, лежащий далеко-далеко за Полярным кругом, на 81° широты, показался нам земным раем. Солнце светило радостно, и, казалось, даже птицы своим шумом-гамом приветствовали нас с благополучным прибытием на эту первую цветущую землю.

Мы идем далее на W. Сзади нас величественно поднимается гора ледника, подернутая легким туманом, но наших спутников не было видно на ней. Отливом лед отнесло от берега и за узкой полосой берегового припая была видна чистая вода.

Увидев в одном месте три гаги, Луняев выстрелил в них, но «промазал». В ответ на наш выстрел нам показалось, что мы слышим человеческий крик. Мы остолбенели от удивления… Не может быть! На этом пустынном острове и вдруг люди! Но крик повторился. Не могло быть сомнения, что это кричат люди. Присмотревшись внимательнее своими больными глазами, мы увидели бегущего к нам с криком человека, махающего шапкой. Когда он приблизился к нам, мы узнали в нем одного из наших беглецов. Плача навзрыд, он просил у нас прощения, сознаваясь, что поступили они оба необдуманно и нехорошо. Лицо его выражало такое раскаяние и в то же время испуг, что на него было жалко смотреть. Мы переглянулись с Луняевым и, отойдя в сторону, стали советоваться, как поступить. Припомнились нам те неприятности, которые причинили нам эти люди своим побегом и своими покражами. Припомнились брошенные нарты и каяк, без которого нам теперь трудно будет обойтись. Припомнили ненужную покражу всех наших документов и одежды, наше бешенство при этих открытиях, когда мы хотели сейчас же бежать, догнать и наказать преступников. Вспомнил и я свое обещание собственноручно расправиться с уличенным вором, досада и раздражение уже начали подниматься в душе… но вид преступника был так жалок, так несчастен, так умоляюще смотрел он на нас… И в то же время так хороша была эта земля, так празднично и торжественно мы были настроены, ступив на эту первую землю, такую гостеприимную… И ради прихода