не хотелось, но не полежать впервые за такое долгое время на настоящей двуспальной кровати — преступление. Хотелось закрыть глаза и совершенно ни о чем не думать, но мысли, как назло, сами лезли, даже гуще обычного, смешиваясь в такую кашу, которую сложно разобрать поначалу. Только сейчас Родригес обратил внимание на легкий стук, который издавало что-то совсем неподалеку от него. Нервно и резко поводив головой в разные стороны, Шон обнаружил висевшие слева от него настенные часы. “Если им верить, то сейчас половина второго ночи. Зайти за нами должны в десять. Чем я займусь эти семь с половиной часов?”. Но тело само ответило на этот вопрос, медленно погружаясь в сон от такого мягкого чувства уюта и спокойствия. “Сколько же можно спать? — осудил себя Родригес, — Ах… Впрочем… Не важно, такому расслаблению не стоит противиться”.

Квартира Розы была практически идентичной, за исключением чуть более просторной гостиной, где даже нашлось место для большой вазы с неизвестным видом цветов. Свет в ее квартире так же не работал, что для девушки не стало большим горем.

Подойдя к окну, Роза посмотрела вдаль, где виднелся другой похожий дом, окруженный высокими соснами. Все казалось каким-то другим, фальшивым, ненастоящими, словно сном. Только пару дней назад они задавались вопросом о том, как выжить, как найти друга Шона по жутким посланиям, а сейчас они находятся в настоящем городе с людьми, которые, вроде бы, не такие уж и плохие. Все это звучит как сказка, тем не менее именно это сейчас и происходит. Девушка, точно так же, как и живущий этажом выше Шон, развалилась в своей кровати и задремала, скорее от уюта, нежели от усталости.

На часах было семь часов утра, когда Шон раскрыл глаза. Тело чувствовало себя прекрасно после отдыха на мягкой кровати после долгих и изнурительных дней, пережитых ранее; зато голове было куда хуже, ум затуманился, должно быть от такого продолжительного сна. Казалось, он в жизни не спал столько, сколько пришлось дремать последние два дня. Обычно, в таких ситуациях человек говорит, что не будет спать целый день, но на деле происходят даже обратная ситуация. Организм человека до того странный и непредсказуемый, что говорить о нормах сна — полная бессмыслица. Бывает, лучше не спать вообще, чем подремать всего пару часов.

Встав с кровати, Шон приблизился к окну, где солнце уже постепенно поднималось из-за горизонта. Мягкий свет осторожно падал на пластмассовый подоконник, создавая мешавший глазу блик. На детской площадке уже гуляли два маленьких мальчика, лет семи-восьми от силы. Одеты они были не сказать, что хорошо, но и далеко не плохо: пережившие многочисленные ремонты куртки и брюки, грязные коричневые ботинки с отклеенной подошвой и вязаные шерстяные шапки, выглядевшие очень даже неплохо. Дети кидались друг в друга спущенным желтым мячиком, уже скорее похожим на бесформенный кусок резины, что, при всем этом, забавляло самих детей. Они смеялись, выкрикивали что-то друг другу, на лицах сияли улыбки, а на румяных щеках уже чернела сухая грязь. Чуть дальше, на сырой после ночного дождя скамейке, Шон увидел парня лет пятнадцати, игравшего на гитаре. Парнишка ставил один аккорд за другим, перебирая струны худыми пальцами, а рядом за всем этим с задумчивым и умным видом наблюдала девушка, вероятнее всего ровесница. Каждый миг наблюдений за играющими детьми, за счастливыми парами, Шону мерещился старый мир, который, как оказалось, был утерян лишь частично. Он все еще жил, по крайней мере в нас самих, и выпустить его на волю на самом деле не так трудно, как казалось на первый взгляд.

Родригес наблюдал за жизнью из окна около четверти часа. Оторвавшись, он подошел к деревянной тумбочке возле его кровати и выдвинул первый ящик — пусто, зато во втором лежала какая-то газета, датированная еще двадцать третьим годом. “Боже мой! — подумал Шон. — Мне тогда было всего-навсего десять лет, я и подумать не мог о том, что моя жизнь так обернется, да и не только моя…”. В газете не было ничего интересного, Шон лишь понял, что этот город находится где-то в Орловской области, и что летом двадцать третьего здесь было довольно жарко. Остальные новости его даже и не волновали: сплошная политика, спорт и очередные объявления по продаже или покупке чего-то. Отложив газету в сторону, Родригес обыскал другую тумбочку, которая оказалась совсем пустой. На чтении газеты и обыске он смог скоротать еще полчаса. “Интересно, чем занимается Роза?”, — вспомнил о своей подруге Шон. Идти к ней он не рискнул, пока за ним не пришли, чтобы не подумали, что он уходит куда-то, зная, что вот-вот к нему должны наведаться, да и злить правителей города как-то не хотелось.

Из соседней квартиры вдруг донеслись громкие разговоры. Кто-то спорил о чем-то с большим энтузиазмом, говоря с таким жаром и так беспрерывно, словно диктор. Шону даже стало жалко, что он не может различить слова, которые лишь разбиваются на звуки, врезавшись в стену. Взглянув еще раз на тумбочку, Шон увидел колоду игральных карт, которые вчера отложил в темноте и так и забыл про них. Карты оказались вполне хорошего качества, покрытые пластиком, отчего выглядели значительно лучше своих бумажных аналогов. Достав парочку, Родригес попытался сложить из них замок, но, как это обычно бывает, закончил после первого же падения строения уже в момент постройки второго этажа.

Не зная, чем себя еще занять, Шон вспомнил про свой рюкзак, который вчера так и не распаковал. Достав из него всякий мусор, который он таскал с собой, Родригес сложил его в корзинку, стоявшую возле кресла в гостиной, и продолжил рыться в своих вещах. Впрочем, ничего интересного там не нашлось: еда, питье, два ножа с тупыми лезвиями, бинты, оставшиеся от Розы после нападения собак в школе, и наборы для починки одежды. Одежда Шона, кстати, уже совсем потеряла свой вид. Следы от нападений, прочие дырки и грязь превратили красивую куртку в какие-то лохмотья.

На часах тем временем было уже десять, а это значит, что к Шону придут уже с минуты на минуту. Так и случилось. В дверь постучали, после чего раздался чей-то тихий кашель. Родригес открыл дверь и увидел на пороге высокого, худощавого парня, который был на вид чуть моложе Шона. Его большие карие глаза наивно улыбнулись, после чего он заговорил высоким, слегка дрожащим(неясно из-за чего) голосом:

— Здравствуйте, Шон. Меня прислал Вадим Александрович за вами. Он просит вас явится к нему, а заодно и… Ох, как же ее там?

— Роза? —