так угрожающе массово, как «на десять человек». Но ее не проведешь, и она сразу заявляет, что сэндвичи делать не с чем, мясник придет только послезавтра и есть только суповая баранина на ирландское рагу. Понимаю, что пришло время проявить твердость, и удивляю нас обеих тем, что неожиданно говорю: «Чепуха!» – и распоряжаюсь заказать на ферме курицу и сделать сэндвичи с ней. Кухарка слабо возражает. Пользуясь перехваченной инициативой, предлагаю дополнительно жаркое и вареные яйца. Кухарка побеждена, и я триумфально покидаю кухню, но в коридоре Вики громогласно (так, что слышно и на кухне, и за ее пределами) спрашивает, знаю ли я, что от окурка, который я выбросила в камин, зажегся огонь.

15 августа. Пикник проходит в исключительных условиях, близких к катастрофическим. Утро не задалось, потому что вечером Робина и Генри одолевает странная прихоть ночевать в летнем домике, и мы с Мадемуазель готовим его с особым тщанием, Мадемуазель в качестве завершающего штриха даже ставит на стол вазочку с цветами. В два часа ночи мальчики решают, что хотят обратно, и забираются в дом через окно кабинета, оставленное для них открытым. Запутавшись в одеялах, Генри падает на лестнице, а Робин опрокидывает табурет и наступает на Хелен Уиллс.

Мы с Робертом вскакиваем, и Роберт выражает недовольство. Мадемуазель выбегает на лестницу в пеньюаре и с серой шалью на голове, но при виде Роберта в пижаме взвизгивает и убегает к себе. (Во французах скромность каким-то любопытным образом сочетается с противоположным ей качеством.)

Генри и Робин пытаются все объяснить, но их не слушают и укладывают спать. Уже возле своей комнаты слышу, что Вики проснулась и открывает кампанию борьбы за свои права неизменным вопросом: «А можно мне тоже?» Некий инстинкт, явно превосходящий по силе материнский, подсказывает мне, что пусть с этим разбирается Мадемуазель, и я без колебаний ему повинуюсь.

Повторно ложусь спать с ощущением, что день начинается не очень хорошо, и досыпаю урывками. Глэдис будит меня на десять минут позже, чем нужно, но оставляю ее непунктуальность без комментариев, потому что Роберт ничего не заметил.

Серое небо не выглядит особо угрожающим, да и стрелка барометра не слишком упала. Все готово, и мисс Пэнкертон (в дождевике, зеленой вязаной шапочке и огромных желтых крагах) появляется на большом «форде», в котором впритык друг к другу сидят племянники, овчарки и двое мужчин. Последние оказываются братом мисс Пэнкертон из Ванкувера и другом, который Пишет. Он очень высок и бледен, и мисс Пэнкертон фамильярно зовет его Джаспер.

(Что-то подсказывает мне, что Роберт и Джаспер друг другу не очень глянутся.)

После традиционного предварительного разговора о погоде много времени уходит на распределение мест. Дети хотят сидеть со своими родственниками, и ни с кем другим. Только Генри просто говорит, что арендованный автомобиль гораздо лучше, и нельзя ли ему, пожалуйста, сесть рядом с водителем? Всё значительно усложняют овчарки, и Роберт предлагает запереть их в сарае на день, но мисс Пэнкертон отвечает, что бедняжки будут ужасно страдать, а вообще они могут пристроиться где угодно, вон хоть между корзинами. (В итоге обе собаки пристраиваются на ноги к Мадемуазель. С гримасой безысходности она спрашивает, нет ли у меня, случайно, с собой флакончика одеколона. Естественно, нет.)

Корзины для пикника, как обычно, невероятно тяжелые, термосы торчат из них под неудобными углами и очень мешаются в ногах. (Я вполне к месту цитирую строку из «Джона Гилпина»[177], однако никто не обращает внимания.)

Стоит нам отъехать миль на десять от дома, как начинает накрапывать дождь. Останавливаемся и непроизвольно делимся на два философских лагеря. Первый под предводительством мисс П. утверждает, что мы Выезжаем из дождя в то время, как другой, возглавляемый братом из Ванкувера и целиком поддерживаемый Робертом, считает, что, наоборот, Въезжаем в него. Мисс П. ожидаемо побеждает, и мы продолжаем поездку, но дождь только усиливается. В пункте назначения мы уже Въезжаем в дождь окончательно, и непонятно, как теперь из него Выезжать.

Обедать приходится в трех домиках для переодевания, арендованных Робертом. Дети балуются и не сидят на месте. Мисс П. рассказывает Роберту о Партнерском Браке, но он не отвечает, а Джаспер спрашивает меня, что я думаю о Джеймсе Элрое Флекере[178]. Поскольку я не помню, чем именно занимался Дж. Э. Ф., то просто отвечаю, что он во многих отношениях прекрасен (все равно ведь так и есть). Довольный ответом Джаспер принимается за сэндвичи с помидорами. Дети загадывают загадки (в основном древние и примитивные), и мисс П. раздраженно велит им посмотреть, кончился ли дождь. Не кончился. Чувствую, что ее и детей надо любой ценой развести, и шепчу Роберту, чтобы выгнал детей на улицу, пусть и под дождь.

Они уходят.

Мисс Пэнкертон пускается в откровения и неожиданно говорит Джасперу, мол, теперь он видит, что она имела в виду под викторианскими пережитками в английской семье. Ванкуверский брат с ужасом на лице (что неудивительно) выскакивает под дождь. Джаспер со вздохом говорит: «Да уж», а я срочно начинаю искать якобы пропавшую тарелку.

Дети затем купаются и приходят такими мокрыми, что с них течет на пол и их приходится срочно сушить. Мадемуазель предрекает всем смерть от пневмонии, и мы снова рассаживаемся по автомобилям. Одна овчарка отсутствует, потом находится в вымокшем состоянии, и Вики, Генри и племянник устраивают ее у себя на коленях. Возражать нет сил, и мы отъезжаем.

Упрашиваю мисс П., Джаспера, брата, племянников, овчарок и всех остальных заехать к нам обсушиться и выпить чаю, но им хватает такта отказаться. Не настаиваю, а с несказанной радостью наблюдаю за тем, как они отъезжают.

(Жаль, если порывы гостеприимства находятся в прямой зависимости от удобства хозяев, но подозреваю, что так и есть.)

Роберт в целом очень сдержан и не говорит ничего хуже, чем «Что ж…», но и это звучит очень выразительно.

16 августа. За завтраком Роберт неожиданно интересуется, чем зарабатывает на жизнь тот ужасный молодой тип. Интуиция немедленно подсказывает, что речь о Джаспере, однако я могу сообщить лишь то, что он пишет. Это не поднимает его в глазах Роберта, который даже выражает надежду, что после вчерашнего дождя с ним покончено. Не уверена, что он имеет в виду: присутствие по соседству или земное существование Джаспера, но предпочитаю не уточнять. Вместо этого спрашиваю Роберта, не вспоминалась ли ему вчера госпожа Эджворт с ее Розамундой и увеселительной прогулкой[179]. Вопрос не находит отклика, и разговор (если он вообще был) привычно сводится к обсуждению слишком горького кофе и полной невозможности найти в