Сегодня по дороге на работу он видел брата Родьки возле парка с его женой. Сразу стало понятно, что они ссорятся. Они стояли очень близко, и Андрей шипел в ее лицо от ненависти, крепко держа за предплечье и периодически вздергивая ее. Они, казалось, не замечали ничего вокруг, даже стоящую рядом дочь, обливающуюся слезами. Потом Ксюша обратила на нее внимание и тоже начала плакать. Андрей после этого, конечно же, принялся их утешать. Максим видел, какое замешательство было у него на лице. Он не знал, что делать. В споре Андрей явно считал себя более правым, но теперь выглядел просто раскаивающимся мужем и отцом. Все так быстро поменялось.

Забавно.

Что могут сделать простые женские слезы. Максим помнил, как в детстве Андрея несправедливо обидела девочка и как он его потом утешал. Они сидели на бордюре во дворе, и он не мог оторвать взгляд от его ободранных коленок. Он ведь тогда обещал Воронову, что этого больше не повторится, и он не позволит женщинам так крутить собой. Но что Максим видел сейчас?

Ты выбрал не ту и давно об этом думаешь. Но, как и все, ничего с этим не делаешь.

Год назад при их последней встрече Макс это понял. Андрею было так неловко смотреть ему в глаза.

Ты все понимал.

– Все такой же наивный ребенок, – Максим невесело усмехается, – проспорил.

Вылезает из ванны и пытается вспомнить оставлял ли на балконе заначку. Его настигли не лучшие времена, а горячая ванна явно усугубляла положение, вываливая все воспоминания наружу.

Как давно я уже не курил? Месяцев пять?

Вру. После того, как узнал о ее беременности, срывы стали частыми.

Одевается и выходит на балкон. Шарит рукой и находит пачку. Осталось две.

– Пора нам с тобой Родик заканчивать эту бессмысленную борьбу, – Максим смотрел на крыши домов и мерцающие звезды, которые не увидишь, пока не погаснут все фонари, – интересно, кто из нас первый сорвался?

На улице неприятно дует холодом, но он не спешит расставаться с сигаретой. Дело явно плохо, но ощущение вяжущего дыма в легких приносит долгожданный покой. Простое избавление от стресса погубит его здоровье, но ничего лучше он еще просто не придумал. Осталась одна.

Зазвонил телефон.

– Алло?

– Сынок, здравствуй. Как твои дела?

– У меня все хорошо, – не безо лжи сказал Максим. Он даже попытался улыбнуться, будто она могла это увидеть.

– Отец все переживает о тебе. Когда ты вернешься в компанию?

– Я там ничего не забывал, чтобы возвращаться.

– Максим! Не будь упрямым, ты же знаешь, что ему больше не на кого надеяться, кроме тебя. Ты мог бы проявить уважение к нему, он столько для нас делает.

Максим резко помрачнел и, потушив окурок, со злостью бросил его за пределы балкона.

– Благодарности! Уважения! Да побольше! Он ведь только этим и живет?! Я не выбирал в какой семье рождаться и не просил решать за меня мое же будущее.

– Ты не прав. Он дал тебе жизнь, ты ни в чем не нуждался. Образование, даже место в его компании, чтобы ты и дальше ни в чем не нуждался.

– И без его разрешения и шага не мог ступить, да?

– Максим!

– Если мне кажется, что я кому-то в чем-то помогаю, это не значит, что я потом дождусь благодарностей, – Максим раздраженно взглянул на пачку сигарет, где лежал последний резерв, – не вся помощь на благо.

– Ты должен понять его, а не злиться и видеть только плохое. Не понимаю твоего отношения, он же твой отец.

– Так, ладно, я ответил на звонок, чтобы услышать твой голос, а не говорить об отце.

– Ладно.

После разговора Максим вспомнил, что ради одной девушки тоже много чего делал.

***

– А я говорю тебе, что воняет! Прошло сколько? Неделя? Две? А мне все еще мерещится этот запах!

– О чем ты? Он даже пахнуть не начал.

Две старушки стояли на первом этаже у лифта с полными сумками продуктов.

Та старушка, что была одета в голубой теплый спортивный костюм и с тележкой, стушевалась и только открывала рот, не зная, что ей теперь сказать.

– Да, но… но… запах же есть! Я его чувствую. Какой-то тухлятины, – она рьяно защищала свою сторону, – махала ладонью перед своим лицом, – это тебе на старости лет все обоняние отшибло, не мне. Я все чувствую.

– Лада, брось! Что за ерунду ты несешь? – другая женщина была помоложе, и Родион узнал в ней жену главного вонючего рыбака в этом подъезде, все куталась в вязаную собственными руками кофту, – ладно некогда мне тут с тобой говорить.

Лифт распахнулся, и она вошла в него.

– Заходи на чай что ли, как время будет.

– Ага, где ж оно тут будет. Опять всю квартиру перемывать. На первом этаже все чувствуется лучше, не то, что на вашем, элитном.

Родион хмыкнул. Если уж она называет их квартиры элитными, потому что находятся выше ее, то чего Родиону жаловаться тогда.

Но запах и правда чувствовался. Немного. Не то чтобы тухлятины, просто воняло чем-то сгнившим.

Наверное, опять крыса сдохла где-то, и все. Или сосед-рыболов где-то по дороге до квартиры улов потерял.

***

Домой Родион шел со спокойным сердцем, пока не увидел аварию на пересечении двух улиц, на одной из которых он проживал. Были сумерки, накрапывал дождь, но тяжелый дым забивал легкие. Две машины лежали раскуроченные посреди дороги и уже не были похожи ни на что. Была суматоха, слишком много людей, вдруг уже никто никуда не спешит. Всем очень интересно посмотреть, во что превратились машины и люди после столкновения. Стало понятно, что были погибшие. Голова начала кружиться, и Здравый стал кашлять. Слишком сильно вдохнул этого дыма. Все вокруг было наполнено беспокойством и ужасной печалью.

Отлично. Вокруг меня и моего дома одни несчастья! Жду упавший метеорит прямо в нашем дворе.

Он постарался быстрее убраться от этого места. Родион тоже замешкался на пешеходном переходе. Поднял голову вверх, чтобы вдохнуть, и тяжелая капля дождя, как пощечина, опустилась на его щеку. Дождь усиливался и, придя в себя, он поспешил домой, желая оказаться как можно дальше от этого места.

Как же дальше?

Он только радовался, что окна его квартиры выходят не на улицу, а во двор.

Уж лучше тот скрипун на качелях по ночам, чем это зрелище.

Теперь постоянно буду думать, что все плохое, что происходит в моей жизни, твоих рук дело! Специально, чтобы я мучился!

Родион весь дрожал от холода, подходя к своему подъезду. Его дорогая обувь противно чавкала. Фонарь опять не горел (кто-то постоянно разбивает лампочки), но он все же смог разглядеть фигуру человека, стоявшего под козырьком. Здравый сначала испугался, но это чувство быстро сменилось злостью, придав решимости.