— О, вот так же ты смотрела когда-то на меня своими полными всем небом глазами. И ты ждала, что я тебе отвечу вот так же — всем небом и всей землей. Ты ждала всей моей души. А я испугался. И спрятался от тебя. Это очень страшно — быть большим, как целое небо. Быть маленьким и мечтать — легче. И говорить простыми человеческими словами, а не так, как ты. Но вот ты опять передо мной, и я не прячусь. Ты слышишь: не прячусь! Я здесь. И ты не можешь не знать этого. Я никогда не слышал Твоего голоса. Но я его услышу сейчас. Ты ответишь мне.

И он услышал. Он ничего не различил, кроме единственного звука — Эль!

Но голос, голос! Он говорил не за кого-то одного, а за всех, — за Деревья, за море, за небо и за его собственное сердце. У всего появился голос. Надо было научиться молчать, чтобы услышать этот голос.

Надо было научиться прозрачности, чтобы увидеть то, невидимое… Он больше ничего не заслонял собой, ничего не заглушал.

— Эль! Взгляни!

Принц вздрогнул и — очнулся. Его покои заливало яркое солнце. Все сверкало, блистало, пело. Он вскочил и выбежал на простор. Мраморная лестница вела прямо к морю. На ней сидела немая девушка, упутанная в собственные волосы, как в морские волны. Немая, потому что Она ничего не говорила и только смотрела на него. А он — на Нее.

Когда б мы досмотрели до конца

Один лишь миг всей пристальностью взгляда,

То нам другого было бы не надо,

И свет вовек бы не сошел с лица.

Когда б в какой-то уголок земли

Вгляделись мы до сущности небесной,

То мертвые сумели бы воскреснуть,

А мы б совсем не умирать могли.

И — Дух собраться до конца готов.

Вот-вот… Сейчас…

* * *

Сейчас, вот здесь Дух собрался. И пускай он завтра тоже соберется. И послезавтра — тоже. Это возможно… Чудо — возможно. Потому и длится жизнь, что Чудо — возможно. Это говорю я, Оль. А я почти такой же старый, как Старая Девочка. И я все время думаю и вглядываюсь. Всю жизнь только это и делаю. Поэтому и сижу так тихо и неподвижно, что меня путают с Деревом. И знаете, я только сейчас понял, почему лучше было, что Она сама умерла, чем чтобы Она убила.

Она умерла, но ведь от Нее остались отзвуки и отблески. А отзвук больше звука, и отблеск больше блеска. Блеск в одном месте, а отблеск — всюду. У кого есть отблеск и отзвук, тот не умер. А кто убьет кого- нибудь, у того не будет ни отблеска, ни отзвука. Душа сморщится, станет маленькой и смертной. Сейчас есть, а через час не будет. А Она, Русалочка моя, жива, хоть и умерла. Если бы Она не была жива, разве жизнь могла бы продолжаться?

Вы не можете ответить на этот вопрос, потому что не сидели так неподвижно, как я… Так долго, так тихо, что вас можно было бы спутать с Деревом. А вы попробуйте… Может, получится… Это только сначала вам покажется трудно, а потом вы сами себя спутаете с Деревом, и с небом, и с морем. И с соловьем, и с иволгой, и с каждой травкой. Разве можно понять, где я кончаюсь, а все другое начинается? Разве мир можно разрубить на куски? Ведь он живой!..

Не понимаете? А почему меня зовут Оль, а принца — Эль, а Тома — Ом, это вы поняли?

Ну, а не поняли, что ж делать? Тогда я для вас буду просто тролль, принц — Ариэль, а Том — только Том и ничего больше.

Волшебная щелочка

В глухом лесу мохнатый зверь живет,

Шуршит под лапой лист сухой и хрупкий…

О чем молчат зеленоглазый Кот

И старый Леший, закуривший трубку?

Они садятся где-нибудь у пня.

В оврагах темных, на замшелых склонах,

И зажигают молча три огня —

Один рубиновый и два зеленых.

Это песня из старой сказки. Она пелась у нас всегда — песня про наших волшебников, тихих лесных волшебников — покровителей нашей страны. Про Лешего и Кота, про их огни, просвечивающие всех насквозь…

Если тебе очень плохо, если у тебя ничего не выходит, все из рук валится, сядь где-нибудь в уголке и запой эту песню. И что-то случится. Не обязательно, чтобы волшебники тут же пришли. Нет, Это не так часто бывает. Но ты все равно позови их этой песней. И они, если и не придут, все равно помогут. А бывает, что и придут. Вдруг, совершенно неожиданно. Когда сами захотят, тогда и придут. А не захотят, так можно всю жизнь их прождать. Но придут или не придут, — а они есть, они живут в нашем лесу — Леший со своей светящейся трубкой и Кот с глазами, просвечивающими любую тьму насквозь. Ходят они всегда вместе. И пока идут — и жизнь идет, как ни в чем не бывало. А вот когда останавливаются… Что-то особое происходит. Сядет Леший и начнет курить трубку. И подымается над лесом туман. А вместе с туманом растет и растет тишина. И постепенно становится такой огромной, как море. Это всегда бывает к ночи. Тишина дорастает до ночи, становится густой и темной. И тогда видны три огня: один рубиновый и два зеленых. Ни Лешего, ни даже трубки его не видно. Только один рубиновый огонь. И Кота самого не видно. Только — два зеленых огня.

Если кто увидит эти огни, то ждите чудес!

Впрочем, это раньше так было, а потом не так, потому что волшебников — запретили. Даже говорить о них запретили. И песню нашу мы стали петь тайком, тихо-тихо, чтобы, не дай Бог, нас не услышали. И все меньше людей стали петь ее. И то сказать — зачем Крокодилу волшебники?

Вы, может быть, не знаете, что страной нашей правил Крокодил. И довольно долго. Обыкновенный Крокодил. Ну, что тут такого? Одной страной