Лена пожала плечами:

– Не знаю, мне подобную ситуацию тяжело на себя примерить, моя подруга живет далеко и во время редких приездов сюда готовит только то, что я люблю. Но мне кажется, что ничего страшного в паре пончиков нет, человек ведь старался.

– То есть собственный дискомфорт и последующие боли в печени и изжога стоят того, чтобы не обидеть подругу?

– Ну… не знаю, наверное.

– Знаете, что самое удивительное? – спросил Горский, глядя на Лену сверху вниз. – Если однажды вы вежливо, но твердо скажете подруге, что не хотите есть пончики, она скорее всего даже не обидится. Фраза «для моего здоровья это уже вредно» убедит ее в том, что это не она плохая кулинарка, а ваш организм не может. И в следующий раз вам не придется давиться из вежливости истекающими жиром пончиками. Я утрирую, конечно, но человеку ничего не стоит установить границы там, где заканчивается его зона комфорта, и в этом нет ничего ужасного.

– Я никогда об этом не думала, – призналась Лена. – Да и вообще… как определить эти границы? Твоя свобода заканчивается ровно там, где начинается свобода другого, верно? Как сделать, чтобы всем было хорошо?

– А всем хорошо не будет, Елена Денисовна, это глубочайшее заблуждение, из-за которого многие гробят собственные жизни. Вас никто не просил жертвовать собой, ведь правда? Это ваш выбор – жертвовать или нет, другой человек об этом может даже не догадываться. А вы еще и внутри себя будете подогревать – мол, вот, я все для него, а он… Так ведь это происходит?

– Вообще, да, – призналась Лена, потрясенная его словами.

Юлька тоже часто говорила ей об этом – что ее жертв никто не просил, и теперь ждать благодарности за них просто глупо.

– И что – вам в этом комфортно?

– Не знаю… я привыкла отдавать. Мне кажется, чем больше я отдам, тем счастливее буду в итоге, но…

– Не получается? – сочувственно спросил Горский, чуть склонив набок голову.

– Нет.

– А знаете почему? Потому что тому, кому вы отдаете и отдаете, этого, может быть, и не нужно. Не нужно – с избытком, через край. Он довольствуется чем-то малым, и ему хорошо, а вы вываливаете на него ведра добродетели, да еще и ждете отдачи, правда?

Крошина в душе обрадовалась, что на улице давно стемнело, а потому Горский вряд ли разглядит, как сильно она покраснела. Этот человек за какие-то пару часов смог раскусить ее и влезть так глубоко внутрь, что от этого становилось даже не по себе.

– Все, я понял! – рассмеявшись, поднял вверх руки Горский. – Больше не буду, честное слово.

– Я просто никогда в таком ключе обо всем не думала.

– Ну, вам, видимо, и не надо. Вы кино любите, Елена Денисовна?

– Если только старое итальянское.

– О, Джульетта Мазина, Микеланджело Антониони? – оживился Горский.

– Однако… – удивленно протянула Лена. – Я знала только одного человека, который знал эти имена и разделял мое увлечение.

– Открою страшную тайну – я только эти два имени и знаю, но фильмы Антониони смотрел все. И при случае пересматриваю с удовольствием. Думаю, нам непременно стоит сделать это вместе – мне любопытно, как вы воспринимаете эти сюжеты.

– Мне кажется, в старых фильмах больше живых эмоций. Актеры какие-то цельные, что ли… и все разные – и по типажу, и по манере игры. Я современное вообще мало смотрю, мне все там на одно лицо, как кегли, – призналась Лена. – Я понимаю, что кому-то нравится, но мне жаль время тратить на это. У меня вот подруга – сериальная актриса, и сериал с ее участием был первым и пока единственным, что я посмотрела от и до.

– Погодите-ка, я проявлю чудеса дедукции, – развеселился Горский, потирая руки. – Сейчас мы угадаем ее имя. Вы учились в одном классе, зовут ее Юлия… так-так-так… пару лет назад одна из актрис нашего местного драмтеатра получила приглашение сняться в сериале… путем нехитрых вычислений приходим к выводу, что это Юлия Воронкова – все верно?

– Если не брать во внимание место вашей работы, можно было бы и восхититься, – улыбнулась Лена. – Но я-то знаю, где и кем вы работаете, так что фокус не удался.

– Нет, работа тут ни при чем, – запротестовал Горский. – Я действительно люблю кино, а отъезд Воронковой на съемки в Москву, кстати, освещался в нашей местной прессе, вам ли не знать.

– К своему стыду, я не слежу за нашей прессой, если только она не начинает совать свой нос в какое-нибудь расследование. И потом – мне эти статьи ни к чему, я все узнаю из первых рук, без домыслов и фантазий. Но вы правы, мою подругу действительно зовут Юлия Воронкова.

– Читал, что вот-вот выйдет что-то полнометражное с ней в главной роли?

– Могу организовать билет на премьеру – если не поленитесь в Москву лететь.

– Если полетите вы, то я, разумеется, буду счастлив вас сопровождать, – шутливо поклонился Горский.

Лена давно уже не чувствовала себя так легко и непринужденно, общаясь с едва знакомым мужчиной и гуляя с ним по бульвару так, будто они знакомы сто лет. Самое удивительное заключалось в том, что они не молчали ни секунды – у них нашлось много тем для разговоров, и в каждой из этих тем оба чувствовали себя свободно.

– Вы далеко живете, Елена Денисовна? – спросил Горский, когда они дошли до парковки, где оставили его машину.

– Отсюда всего две остановки на трамвае.

– Зачем же на трамвае? Я вас провожу.

– Но вам ведь в другую сторону, – запротестовала Лена, вспомнившая, как в самом начале вечера он сказал, что живет у Дворца водных видов спорта, а тот находился совершенно в противоположном конце города.

– И что? Я же не могу отпустить вас одну добираться поздним вечером, правда?

– Это не очень вяжется с вашей теорией о пончиках, – улыбнулась Лена, усаживаясь в салон машины.

– А я и не делаю ничего из чувства долга, – захлопывая дверку, сказал Горский. – Мне хочется вас проводить, почему я должен отказывать себе в этом желании, тем более что и вы вроде как не настроены на категорический отказ.

– Верно. Не очень люблю возвращаться одна, – призналась Крошина со вздохом.

– Тогда говорите адрес, и поедем.

Воронкова сдержала любопытство и не стала задавать возникшей на пороге в половине первого ночи Лене никаких вопросов.

Крошина, с трудом сдерживая улыбку, юркнула в ванную, а потом так же споро пробралась в постель, делая вид, что собирается сразу уснуть и не обращает внимания на то, что над диваном горит бра, а Юлька, кутаясь в одеяло, притворяется, что поглощена сценарием.

Укутавшись с головой, Лена прокручивала в голове весь сегодняшний вечер и чувствовала, как внутри разливается тепло. Такое она испытывала только с Никитой, особенно в первые месяцы их романа, когда Лена была так счастлива, что боялась сказать лишнее слово, чтобы не спугнуть это чувство. Потом оказалось, что ей уже никогда больше не придется испытать подобное, потому что Никита ее бросил – однажды, потом еще… а никто другой не сможет дать ей такие эмоции, только Кольцов. И вот совершенно неожиданно появился этот высокий человек с хмурым взглядом и лохматыми бровями, и вот уже ее сердце бьется как-то совсем иначе, чем с утра.