— Заходи, — вновь позвали его и в голосе слышалась легкая насмешка. — Не бойся, юный рыцарь. Поговорим.

Он не считал себя глупцом. Понимал, что в некоторых случаях следует отступить назад. Возникла мысль выйти, заблокировать дверь и бросить огонь. Та, кто звала его, словно прочтя мысли, мягко надавила:

— Или я разорву горло этому дураку. Его жизнь в твоих руках. Делай выбор.

И он решился.

Квадратная комната с двумя небольшими окнами, сейчас открытыми, так что ветер, залетавший сюда, волновал занавески — узкие, серые тряпицы. Стол из трех плохо подогнанных друг к другу досок, кровать на низких ножках в углу, лосиные рога, погасший очаг.

Женщина в простом крестьянском платье, с редкими черными волосами, в далеком прошлом была красивой.

В очень далеком.

Ее потрескавшиеся губы казались серыми. Кожа высохла, покрылась пятнами и обтягивала череп, глаза закрыты черной повязкой. Обе руки она нежно держала на плечах Дэйта.

Тот не сопротивлялся, и Вир не сразу, но увидел, как дымчатый шнурок, слабо различимый из-за недостатка света, оплетает человека.

— Прикончи тварь! — сказал Дэйт. — Не доверяй!

— Ш-ш-ш, — попросила женщина. — Мясу слово не давали.

— Я уже покойник! Убей!

Тень накрыла его рот, оплела, лишая слов.

— Надоел, — женщина посмотрела на Вира из-за спины Дэйта. — Пусть пока посопит.

Они несколько секунд рассматривали друг друга.

— Выдержка, — шаутт склонил голову. — Достойная прошлого поколения.

Он издевался. В нем не было ни уважения, ни почтения.

— Подумать только. Первый зародыш настоящего таувина за столько веков прямо передо мной. Не могу поверить. Так что? Хочешь попытать счастья? Нападешь?

Вир просчитывал варианты. Он без сомнения убьет шаутта. У него получится, хоть и видит подобную тварь впервые. Его уверенность опиралась на опыт Катрин и других друзей. Он знал, что нужно делать. И знал, что его меч опасен для демона.

— Проблема в том, что прежде, чем я тебя достану, ты убьешь его.

— Я и так убью его. Ты же слышал, что он сказал. Не доверяй шаутту. Мы — ложь.

Вир, под взглядом лунного человека, свободной рукой осторожно снял с плеча вещмешок, затем лютню.

— Слышал о тебе. Ты Рукавичка. Демон в теле сойки.

— Да-да. Мы добрые друзья с этим наивным дурачком и его ныне покойным другом герцогом, — демон небрежно похлопал плененного по щеке.

— Убьешь его, и я прикончу тебя. Обещаю.

— И что потом? — с интересом спросила та. — У Зародыша интересный клинок, не спорю. Ну, сдохну я, считаешь, война тут же закончится? Все такие сразу скажут, ну раз так, идем по домам? Ты настолько наивен?

— Я убью тебя не для того, чтобы закончить войну. А для своего удовольствия.

— Ц-ц-ц. А ты хорош! — рассмеялся шаутт. — Да! Такие ублюдки мне по нраву! Прямые. Ну что же. Все мы можем получить удовольствие. Я от смерти человека, ты от моей. Если получится, конечно же. Но эти удовольствия скоротечны. Давай поговорим.

— Именно для этого ты и пришел. Искал меня.

— Убей себя, и Дэйт останется жив.

— Что-то не хочется.

Демон рассмеялся:

— Ну. Попытаться стоило. Мне кое-что нужно от тебя. Убей некроманта.

— Нет.

— Жаль. Тогда может волшебника?

— Тебе придется попробовать самому.

— Сомневаюсь, что сейчас у меня получится.

Они снова смотрели друг на друга.

— Скука, — наконец произнес тот, кого знали, как Рукавичку. — С тобой никакой забавы.

— Ты пришел ради меня. Проделал долгий путь, хотя мог бы устроить в лагере резню.

— Мне это не интересно. Устраивать резню. Я кое-что ищу. На самом деле несколько вещей, но начнем с того, что перед глазами. Давай меняться. Ты вернешь мне колокольчик, а я тебе жизнь дурака.

— А она мне так нужна? Его жизнь? Возможно, твоя гораздо ценнее.

Демон заржал:

— Ах. Это просто прекрасно. Отдай. Тебе он ни к чему.

— Обмен не равноценный. И тебе это известно.

Шаутт вздохнул.

— Я не могу уйти без всего. Это означает потерять лицо. Что скажет мой любимый юный герцог? Во славу Вэйрена, дай мне хоть что-то.

— Я дам тебе жизнь, если уйдешь. И только в этот раз. До следующей встречи.

— Если бы я боялся тебя, то никогда бы не пришел. Ты всего лишь Зародыш. Твои зубы пока не доросли до больших хищников. Может быть позже. Отдай лютню.

— Что? — Вир не ожидал подобного.

— Лютня. Такая штука у твоих ног. Динь-динь-дон, тру-ля-ля. Сладкие песни по вечерам. Буду петь глупым людишкам и прославлять Вэйрена. Отдай лютню, и я уйду, потому что увидел, все, что хотел. Равноценный обмен? Ерунда на ерунду.

Дэйт задергался, когда Вир поднял лютню. Но шаутт отвесил воину такую оплеуху, что тот оглушенно затряс головой.

— Вот что с ними делать? — посетовала Рукавичка. — Пытается помешать торгам. Ну, так меняемся?

— В чем подвох?

Демон фыркнул:

— Хочу тебя обмануть. Эта лютня — оружие победы. Ее музыка очарует армию и Лентр откроет ворота перед да Монтагом. Считай, что меня забавляет такой обмен, Зародыш.

— Бери.

Рукавичка растянула больные губы в улыбке и вцепилась в лютню, как хищная рыба вцепляется в крючок. Она схватила ее с быстротой молнии, рванула на себя и отклонилась в тот миг, когда Вир, поджидавший момента, ударил мечом в длинном выпаде, придав своему движению нечеловеческую скорость благодаря таланту.

Но шаутт, словно зная, чего ждать от мальчишки, двигался не менее быстро. Он прошел под мечом и, к удивлению ученика Нэ, использовал самый настоящий талант.

Спас щит, раскрывшийся в руке. Концентрированный удар плотного воздуха ударил в преграду и отбросил Вира к дальней стене. Он упал, и на него, не выдержав вздрогнувшей стены, обрушилась полка с глиняными горшками, похоронив под собой.

Вир выбрался мгновенно, но ни демона, ни лютни уже не было.

Он перерезал нить, связывающую воина, вытащил кляп.

Дэйт тряс головой, точно медведь.

— Милорд? Вы в порядке.

— Что удивительно.

— Милорд?

— Кажется твоя лютня ей была настолько нужна, что она даже не потрудилась нас прикончить. Как бы не было беды, парень. Слишком странно…