Святых Апостолов, «в должном порядке, со страхом Божиим и верою», а также участвовать в псалмопении во время Причастия. Все правоверные ромеи знали общепринятый способ принятия Причастия из чаши в руку (или из лжицы) и организованно отвечали «Аминь» на такие возгласы предстоятеля, как, к примеру, «Тело Христово», «Кровь Христова». К слову, малолетние дети, вероятно, тоже присутствовали на Евхаристии со своими матерями или кормилицами, но остается неизвестным точно, в каком возрасте мальчики присоединялись в церкви к своим отцам или воспитателям.

Следует учитывать, что отношение к Причастию менялось со временем. Поначалу Церковь знала только практику регулярного причащения всех участников всякого евхаристического собрания. При этом Евхаристия служилась по воскресеньям, в дни мучеников и по церковным праздникам. Не причащаться означало быть отлученным, то есть отвергнутым, находиться вне Церкви. Но постепенно участие в Евхаристии становилось все более редким. На это обстоятельство жаловался уже Иоанн Хрисостом в конце IV в. Если же исходить из указаний Трулльского Вселенского собора 691/692 гг., к этому времени регулярное принятие Причастия стало скорее исключением, чем правилом. Как ужасная, мистическая Тайна Тайн, оно становилось чрезвычайным событием в жизни верующего, причащаемого. С началом иконоборческой эпохи Святое Причастие стало особенно редким, особенно торжественным, принималось три-четыре раза в год, преимущественно на Рождество Христово, Пасху, Пятидесятницу (Троицу) и воспринималось уже чисто субъективно индивидуально. Оно стало требовать особой, тщательной предварительной подготовки, в которую довольно скоро включились элементы духовного руководства монашеского происхождения. Так продолжалось и в последующие века, а в Православной Церкви – и в наши дни, хотя требование участвовать в Божественной литургии не реже одного раза в две-три недели остается настоятельно рекомендуемым для верующих до сих пор. Дело в том, что жить без регулярного принятия Евхаристии, по собственному выбору или в наказание, означало быть лишенным «причастия», то есть причастности к Церкви, и для церковной общины Таинство Евхаристии всегда было и будет одновременно проявлением, манифестацией, фактом и самим делом единения – того, что ромеи называли синаксис.

Вместе с тем священнослужители могли доставлять Причастие и отсутствовавшим на Литургии, прежде всего немощным и больным. Особую необходимость в Евхаристии, как считалось, испытывали умирающие, для которых в ней заключался последний шанс получить прощение от Господа. Уже правило Первого Никейского Вселенского собора 325 г. гарантировало ее умирающим, даже отъявленным грешникам, еще не примирившимся с Церковью. Однако практика положения Евхаристии в рот трупа в случае, если смерть наступила без причащения, была запрещена рядом соборных постановлений. Такое предсмертное (in extremis) Причастие обозначалось термином, который в общепринятом смысле означал деньги и провизию для путешествия – эфодион, или по-латыни viatucum. Нужда умирающих в эфодионе обусловила необходимость хранить Причастие про запас – вначале в соответствующем контейнере, ларце, коробочке в ризнице, а позднее – на алтаре храма. Отсюда понятно, как хранение Евхаристии, будь то на дому для домашнего причащения или же в храме для причащения умирающих, могло создать условия для использования некоторыми верующими евхаристических частиц в медицинских целях как некоего чудодейственного лекарства, средства сохранения жизни или в качестве талисмана.

* * *

До сих пор мы вели речь о богослужении в освященном храме. Но оно могло проводиться и вне его стен. В этом случае Литургию устраивали на покрывале, плате – антиминсе с вшитыми в него мощами, который играл роль переносного алтаря. Кроме того, вне храма проходили процессии-последования со свечами (аколуфии), богомольные выходы, ставродиавасии – крестные ходы, шествия по святым местам, во время которых часто звучали литании – торжественные молитвословия. Обычно к ним прибегали во время праздников, связанных с поминовением святых и великомучеников. Иногда их сопровождали агапы – вечера любви в храмах, а именно коллективные трапезы с возлияниями (рудимент языческих культовых трапез), во время которых совершали обряд Причастия хлебом и вином, пели молитвы и читали Священное Писание, иногда практиковали Святое Крещение и помазание благовонным елеем. Агапы отмечали по раннехристианской культовой традиции в субботу, а позже – в воскресенье, с того времени, когда император Константин Великий в 321 г. узаконил этот праздник и назвал его Днем Господа. Примечательно, что в счете дней теперь он, а не суббота, шел первым, открывая неделю. Уже во второй половине III в. агапы были отделены от Причастия – Евхаристии, а в 364 г. постановлением Лаодикийского Поместного собора их попытались вообще официально отменить, но едва ли это удалось, поскольку запрет пришлось еще более авторитетно повторять на общеимперском уровне в 691/692 г., о чем явно свидетельствует правило Пято-Шестого Трулльского Вселенского собора. Лишь после этого они сошли на нет.

* * *

Стать членом Христовой Церкви, то есть попасть в желанные ряды «верных», спасенных, можно было только пройдя в крещальне при храме или в специальном обособленном баптистерии христианскую инициацию – главнейшее Таинство Святого Крещения. Византийцы называли его также фотисмос – «просвещение» или «печать», по-гречески сфрагис, и лишь в крайних случаях проводили его вне храма или баптистерия. Такая инициация означала воссоединение со Христом и Церковью посредством ритуальной процедуры, включавшей определенную форму «крещения» водой, процедуру, которая основывалась на заповеди воскресшего Христа: «Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа» (Матф. 28:19). Только принявший Крещение вкупе с послекрещальными обрядами и первым Причастием мог, получив дар Духа Святого, противостоять злу, творить добро, начать истинно духовную жизнь, смыть с себя все грехи, о которых он знал и не знал, помнил и не помнил, поскольку его грехи открывал сам Бог. Для некрещеного же оказывались закрыты врата Рая, да и здесь, на земле он как бы не существовал. С точки зрения Церкви, у некрещеного человека не было даже имени, потому что и само имя давалось при Святом Крещении. В отличие от Причастия с его возможностью повторения для прошедшего христианскую инициацию чуть ли не ежедневно, Крещение можно было совершать только раз в жизни, поскольку оно рассматривалось как духовное рождение, а человек, как известно, родится однажды. Его нельзя было повторить, ибо, по убедительной интерпретации Отцов Церкви, это означало бы повторно распять Христа. Не образно, не символически, а по существу Святое Крещение определялось и определяется христианами как смерть и воскресение. Поэтому случаи перекрещивания, встречавшиеся, к примеру, в некоторых еретических сектах, ортодоксальные ромеи критиковали.

В ранневизантийское время Крещение совершали преимущественно над взрослыми людьми, не детьми, иногда даже перед самой смертью.

Но к VI–VII вв. это определяющее Таинство все чаще стали осуществлять над малыми детьми, причем старались сделать это как можно ближе к их рождению, в младенчестве. Дело еще заключалось и в том, что епископ, священник и родители, из-за нерадения которых ребенок умирал некрещеным, то есть вне Церкви, подлежали церковному