Шрифт:
Закладка:
— Лев Витаутович, расскажите подробнее об Ибрагимове. — Я показал ему экран смартфона. — Комсеть о нем почти ничего не знает. А судя по вашей реакции, боец знаменитый.
Живой источник проворчал:
— Меньше знаешь — смелее бьешь. — Подумав немного, он добавил: — О нем нет информации в официальных источниках, это правда. Он — гладиатор, а не спортсмен.
— Ну у вас-то свои каналы. Всякие.
— Всякие каналы преуменьшают его способности. Подозреваю — умышленно, чтобы Борецкий выглядел более выгодно. То, что видел я… Очень техничный. Удар — как молот, множество побед нокаутом. Навыками борьбы владеет чуть хуже, но все же лучше, чем вы трое. Саня, увы, я плохо знаком с тактикой этого бойца. Его выставили чуть ли не в последний день.
И несмотря на безвыходность ситуации, Лев Витаутович очень хотел, чтобы я выиграл. Но почему тогда он ведет себя так, словно списал меня? Вот уж мутный мужик этот Тирликас! Стало ясно, что больше я от него ничего не добьюсь: или он и правда знает мало, или не хочет меня деморализовать.
Чем дальше мы отъезжали от уже ставшего родным спорткомплекса, тем яснее становилось, в какую авантюру я ввязался. Записка от Достоевского, встряхнувшая меня с утра, теперь казалась пустячком. Я ощутил себя щепкой, попавшей в жернова системы, и лихорадочно искал выход.
Спорткомплекс «Центральный» находился за городом и высился над частными домами, по большей части деревянными, как пришелец из прекрасного далека. Словно на расчищенную площадку приземлилась исполинская летающая тарелка из хрома и стекла. К огромной парковке тянулся разноцветный хвост из автомобилей, и водитель объехал спорткомплекс, позволяя мне оценить его масштабы. Открыл шлагбаум и оставил «Волгу» на служебной стоянке, где тоже толклись люди.
Когда вылез из машины, я ощутил себя перед исполинским зданием даже не букашкой — бактерией. Внутри наверняка есть футбольное поле, и хоккейная площадка, и много еще чего…
— Не спать, Саня! — хлопнул меня по спине Олег.
Он бодро устремился к к центральному входу вслед за Витаутовичем. Алексей двинул за ним.
Я шел как на эшафот. В груди поселилось какое-то совсем фиговое чувство, пустота, что-то сосало под ложечкой, ноги подгибались. «Ой-йо, Саня, струсил никак?» — ехидно поинтересовался Звягинцев.
«Не струсил, просто волнуюсь», — ответил я самому себе из прошлого.
«Не волнуйся, все будет хорошо», — ответил старый я и затих. Ответ был неожиданным, но волнение куда-то исчезло.
Каким бы зверем ни был Хадис Ибрагимов, он все же человек. А я создан богиней, так что…
Бьет Ибрагимов, может, и мощно, но пусть-ка сначала попадет. Реакция-то у меня — дьявольская!
Глава 13. А что, Динамо бежит?
Воодушевившись, я невольно улыбнулся. Витаутович наградил меня немигающим взглядом и вздохнул:
— Саня, ты чего такой веселый?
Его сосредоточенность передалась мне, но мандража не было. Я понимал, что в беспредельных боях опасностей было больше. К тому же, там я действовал на адреналине, а здесь — вполне осознанно. Представились громогласный рев и овации сотен, если не тысяч зрителей, а среди них — охваченный азартом Мищенко, кричащий: «Дауай, Сашко! Врежь ему!», вот Наташа и Вадик, Мимино. Я ответственен за них, и не подведу.
Парковка возле спорткомплекса была не просто занята — залеплена машинами. Жаловались на жизнь клаксоны, хлопали дверцы, доносился многоголосый гул, хруст снега, женский смех. Пестрой толпой народ стекался под изогнутый козырек у входа, будто бы отлитый из одного куска затемненного стекла.
Внутрь не спешили лишь многочисленные телевизионщики, репортеры с фотоаппаратами, журналисты, снимающие происходящее. Вертели головами, выискивая жертву. Нам наперерез ринулась знакомая мне шатенка лет тридцати. Покопавшись в памяти, вспомнил — она брала у меня интервью после инцидента с похищением Джабаровой. Вспомнился ее бейдж: «Марина Полинович, “Лиловский вестник”».
В Льве Витаутовиче она безошибочно определила главного, сунула ему под нос диктофон:
— Здравствуйте. Вы на турнир?
Витаутович поиграл желваками, но промолчал. Видимо, оскорбился, что его не узнали, молча отодвинул ее руку и прошел дальше.
Журналистка не унималась:
— Вы какую организацию представляете?
Тренер потемнел лицом, но продолжал ее игнорировать.
Обернувшись, я ответил ей:
— Спортивное сообщество «Динамо». А вы Марина Полинович из «Лиловского вестника».
Приятное удивление на ее лице сменилось недоумением. Узнает? Нет? На мне была шапка, натянутая по брови, и куртка. Журналистка поджала губы, вспоминая, где меня встречала и, видимо, перебирая спортивные мероприятия. Не там ищете, гражданочка!
— Погодите, молодой человек! Мы встречались?
Я проигнорировал вопрос, и ее оттеснила толпа каких-то школьников.
Мы обошли съемочную группу, устанавливающую оборудование. Юная и чертовски прелестная репортерша в черной шубе собиралась брать интервью у осанистого молодого человека в куртке-дутике. У этого товарища был слишком короткий нос для такого крупного лица, с мясистыми губами и выпуклым лбом он смотрелся карикатурно, как если бы настоящий нос этого человека в детстве отгрызла собака. Подходящего не нашлось, и ему пришили, какой был, на три размера меньше.
Олег тоже заметил этого парня, набычился, толкнул Алексея.
— Лех, гля — Барик! За СКА выступает, гад!
Глаза Алексея полыхнули ненавистью. Я перевел взгляд на «Барика» — ага, вот ты каков, северный олень. То есть Юрий Борецкий, альфонс, покоритель сердца Ирины Тимуровны. А СКА, стало быть, спортивный клуб армии.
Олег остановился, шагнул к телевизионщикам и процедил:
— Здорово, Барик.
Приветствие прозвучало так, как будто Олег высморкался. Стоящий боком Борецкий глянул на нас и никак не отреагировал, повернулся к нам спиной. Оператор установил камеру, навел на него.
Лев Витаутович остановился, потянулся к Олегу, но рука его застыла в воздухе и вернулась в карман. Талант угадывать желания подсказал мне, что тренер хотел ткнуть Олега мордой в снег, чтобы тот остыл, но не стал этого делать по непонятным причинам. Желание было очень сильным, таким ярким, что мне захотелось сделать то же самое.
— Девушка, хотите узнать, как Барик… то есть, Юрий Борецкий пробился?! — крикнул Олег журналистке. — Как женщину обманул, как предал коллег? А главное…
— Не надо! — Алексей дернул его за рукав. — Не позорься, блин!
Чуя скандал, журналистка посмотрела на нас как-то кровожадно, зашептала что-то оператору, он перевел камеру на Олега — красного от злости, набыченного. Так и казалось, что вот-вот из ноздрей вслед за паром вырвется огонь. Борецкий же просто нас игнорировал.
Олег хотел убить эту мразь. Развеять на атомы. Разорвать на куски. Переехать машиной. Ну, хотя бы ледяным комом в рожу его перекошенную запустить. Не
