Шрифт:
Закладка:
— Устраивает. — Гусь язвил. — Тем более что мы тоже не болтаемся где-то снаружи, не прикрытые штанами. И папа у нас с вами — один. МВД.
— Прапорщик, — Лопата понял свой промах, — ты извини. Не обнюхались как следует, я вас сразу и не узнал: думал — армия. Потом меня этот случай из себя вывел. Бегает этот гад по району, людей гробит.
— Сколько? — спросил Гусь. — Сколько он положил людей?..
Лопата тяжело вздохнул.
— Много.
— Сколько?!
— Одного.
— Одного?! — Гусь выразил такое удивление, что Лопата все сразу понял.
— Здесь нет войны, прапорщик! — Он разозлился. — У меня на участке никого не убивали десять лет. А теперь погиб Сергей Антонович Рукавишников. Вы слыхали эту фамилию? Вы слыхали?!
— Нет.
— Это был мой учитель. Он здесь всех нас обучил грамоте и честности. Всех. Понимаете вы это? А думаете, что мало.
— Хорошо, виноват. Прошу прощения. Еще вопрос: куда он двинулся? Это известно?
— Нет. — Лопата слегка успокоился. — Но думаю, пошел вверх по реке.
— Почему так решили?
— Он двигался снизу. У Большого порога убил Рукавишникова. Потом поднялся до переката и побывал у бакенщицы.
— Не убил?
— Нет. Он ушел. На лодке, которую захватил у Рукавишникова.
Лопата умолчал только о том, что и сам он, скорее всего, видел убийцу на базаре в Светлом Ключе, номер к задержанию не принял. Теперь это уже не играло никакой роли, да и не обязан он был отчитываться перед прапорщиком.
— Я вас понял, товарищ капитан. — Гусь встал, вобрал и без того отощавший живот под грудь, изображая высшую степень воинского почтения к собеседнику. — Теперь бью челом. Нужна машина. Помогите.
— Догнать и перегнать? — Лопата задал вопрос с усмешкой. — Зачем вам суетиться? Там выше Шаманихи вся милиция на ногах. А вы не торопясь, по холодку возвращайтесь домой. Как говорят, к месту службы.
Лопата боролся за честь милиции, считая, что именно его коллеги должны приписать себе успех в задержании дезертира и убийцы. Провинциальный страж закона, далекий от политеса, даже не представлял, какие игры могут вестись вокруг простого, как яйцо, дела.
— Спасибо за заботу, но нам нужна машина. Милиция — милицией…
— Не доверяете?
— Почему? Доверяем. Но кто опознает труп, если бандита убьют? А?
Лопата сбил фуражку на затылок.
— Насчет опознания — это точно. Потребуетесь. Только машины у меня нет. Есть мотоцикл, да и тот сломатый. Мотор полетел.
— Какая марка? — спросил Гусь. — „Харлей“? „Ямаха“?
— Ладно, все шуткуете. У меня ижик.
— Это тоже неплохо. Будешь в наших краях — я тебе движок подкину. Пойдет?
— Ну.
— А ты помоги с машиной.
— Ладно, пошли в леспромхоз. У тамошнего директора Журавлева имеется „Газель“. Думаю, даст.
Журавлев сидел за столом, на котором не было ничего — ни бумажек, ни отрывного календаря, ни телефона — обязательных признаков конторского начальства. Сжатые в кулаки натруженные руки с взбухшими венами лежали перед ним на столе.
— Не вовремя, товарищ прапорщик. Вы думаете, пришли к предпринимателю, представителю среднего класса? У которого и машина, и счет в банке? Так? А вот и нет. Он здесь всего мокрая курица. А нашим властям сейчас интересно сразу найти слона с большими золочеными яйцами.
— Как это? — спросил Гусь. Далекий от хозяйственных дел, он не совсем понял, что имел в виду Журавлев.
— А так. Курица — это я. Дай мне право на леспромхоз, я раскочегарю работы, пойдет товар, государство начнет получать налоги. Но это через год-два. А в областной управе сидит лысый кашалот. Правда, фамилия у него куда как мирная — Пушков. Так вот ему плевать, что получит государство через год или два. Ему нужно сейчас и себе на лапу. Миллион, лучше два, и зелеными. А что получит казна — дело второе. Я таких денег за лицензию отвалить не могу. Нет их у меня. Значит, кашалоту до меня тоже дела нет. Он ждет, когда к нему придет кореянец или какой-нибудь там китаянин. Вот с ними он поговорит. Положит на стол руки ладонями вверх и станет ждать, когда в них капнет. И дождется.
— Но сейчас леспромхоз простаивает. Люди не получают денег…
— А кашалоту что? Он у нас демократ. Знаешь, как он говорит? „У нас власть выражает интересы нищих, а должна выражать интересы состоятельных людей. Но мы все же добьемся перемен“.
— И чего вы ждете?
— Прихода кореянца. Он станет хозяином, мы — наемниками. Он начнет грести деньги лопатой, а мы — глотать слюни.
— Что же, значит, на вашего кашалота нет управы?
— Есть, и до нее дело дойдет. В Гражданскую у нас здесь ужас сколько партизан было…
Гусь довольно хмыкнул. Ход мыслей Журавлева ему показался понятным и близким.
— Отлично. Если возьметесь за ружья, отпишите мне. Возглавлять вас не возьмусь, но постреляю — вволю. — И уже другим, озабоченным тоном: — А теперь мне машина нужна позарез. До Шиверки. Сколько тут верст?
— Тридцать пять.
— Значит, туда и обратно семьдесят. Но мне в один конец.
Журавлев уже связал происшествия последних дней одной ниткой.
— Так это ваш… тут бесчинствует? С чего?
— Моча в голову бросилась.
— Что намерены делать?
— Отлавливать.
— А-а-а. — Журавлев был явно разочарован. — Это не по смыслу. Нет. У нас, ежели медведь-шатун объявляется и начинает скот и людей заедать, его не отлавливают. Его… А, да что там! — Он с безнадежностью махнул рукой. — Как были мы Азия, так и остались. Давить таких паразитов надо, без суда и следствия, а мы все миндальничаем.
— Так дадите машину?
— Куда от вас денешься — от спасителей и защитников? Валяйте, отлавливайте. Иначе этот волк и дальше людей рвать будет.
— Пресечем, — сказал Гусь сурово. — Как настигнем, пресечем. — Сделал паузу и добавил: — С учетом пожеланий трудящихся.
Журавлев посмотрел ему в глаза, заметил в них холодную напряженность и качнул головой.
— Добре, езжайте…
* * *
Участковый милиционер по селам Шиверки и Ягодное старший лейтенант Маляров спокойно шел по улице из дому к причалам. Шел хорошо выспавшийся, особо не обремененный служебными заботами, поскольку винной торговли и табакокурения в Шиверках не водилось, так как здесь испокон веков проживали староверы, чудаки, отрицавшие пьяное баловство и сатанинское дымление через рот и нос.
— Евген Лукич, тебя можно побеспокоить? — бабка Копалиха со всем почтением, которое по сельскому этикету положено оказывать власти, предусмотренной конституцией, окликнула участкового. Она вышла из калитки своей усадьбы и остановилась возле нее.
Маляров остановился и
