Уставившись в монитор ноутбука, слежу за тем, как медленно вращается в углу колесо загрузки файлов. Поднеся ко рту кружку, делаю глоток остывшего кофе, который сегодня у меня вышел особенно ужасно, так как я чуть не уснула, пока варила его полчаса назад.

- Голубой или розовый? - спрашивает Тоня

Перевожу на неё глаза, доставая из уха один наушник.

Рассевшись на полу у журнального столика, изучает содержимое своего набора лаков для ногтей.

Этот стол в нашей квартире используется исключительно как хранилище всяких необходимых для её жизни прибамбасов, включая двадцатисантиметровую стопку книг и журналов. Если бы моя мать увидела в каком перманентном бардаке существует наша сьёмная квартира, назвала бы меня плохой хозяйкой.

- Может, и тот и другой? - спрашиваю, массируя виски и впадая в лёгкое отчаяние.

В последний месяц я работаю в каком-то полубезумном ритме. С утра и до вечера семь дней в неделю. Потому что боюсь не успеть со сроками сдачи приложения для Городского такси. И это будет моя маленькая катастрофа. Я так волнуюсь, что к концу следующей недели боюсь превратиться в невротичку.    

Сегодняшний день можно официально назвать спущенным в унитаз. Я целый день просидела за компьютером и не сделала ровным счетом ни черта стоящего. Всё, что я сегодня сделала можно отправлять туда же - в унитаз.

В душе шевелится страх того, что я не справлюсь. Это мой второй полностью самостоятельный опыт, и сейчас я боюсь, что переоценила свои возможности! Если это так, то мы с дочерью перейдём в режим жесткой экономии уже через пару месяцев, а мне придётся искать какую-то другую работу в городе, в котором её в принципе нет. 

Все эти страхи не дают покоя, и обсудить их я могу только с самой собой, когда ложусь спать и выключаю свет.

Перевернув вибрирующий телефон, обнаруживаю на дисплее фотографию своей матери.

Вздохнув, роняю затылок на спинку стула и снимаю трубку.

- Вы поужинали?

- Да, - вру, вставая из-за стола и, потрепав лохматую макушку Тыковки, иду на кухню.

Тоня хихикает, тряся головой. 

Весь кошмар ситуации заключается в том, что я, кажется, очень плохая мать. 

Мы не ужинали, не рассчёсывались и даже не стирались. 

Я весь долбаный день работаю, а мой ребёнок в пижаме болтается рядом. С тех пор, как я взялась за эту работу - это обычный для нас распорядок дня. К моему счастью, любимым занятием моей дочери является поболтаться где-нибудь рядом. И я очень надеюсь на то, что наша бабушка никогда не увидит, как выглядят все наши дни, кроме среды и воскресенья. 

- Что ели? - интересуется мама, и на заднем плане я слышу работающий телевизор.

Морщусь и жмурюсь, быстро прикидывая что же мы такое ели? 

Звонить мне ровно в шесть вечера - её новая традиция. В её представлении именно во столько должен заканчиваться рабочий день у нормальных людей.

Я знаю, что без Тыковки она скучает, хоть никогда и не признается. Всё это входит в её программу по устройству моей взрослой жизни, поэтому она будет терпеть и скрываться до последнего.

- Макароны, - вру, открывая холодильник.

С тоской смотрю на позавчерашний суп и отварную брокколи, которую Тоня упорно отказывается есть.

Я ужасная мать…

- Может вам котлет сделать?

- Эмм… - уклончиво тяну, будто в моём холодильнике бомбический выбор вторых блюд, и её котлеты могут сюда прям-таки не поместиться.

- Завтра принесу… - по-деловому заявляет она. - Тоне засуну туда кабачки. Не заметит. 

- Спасибо, мам. Будем ждать...

Осматриваю бардак на кухне, оставленный после нашего завтрака, и с ужасом распахиваю глаза, когда вижу на полу под столом пакет от презерватива.

Твою мать!

Сорвавшись с места, хватаю его и прячу в карман домашних шорт.

- Что там у тебя? - интересуется по-деловому Тоня, вдруг возникнув рядом.

- Ээээ… ээээ…

- Где? - спрашивает мама, продолжая висеть на телефоне. - Дай Тоне трубку...

В дверь раздается длинный протяжный звонок, от которого подпрыгивают все, включая её на том конце трубке.