моей руки. Мое сердцебиение учащается, мое тело пылает от одного только его прикосновения. Он сжимает мою руку, прежде чем отстраниться. Я хмурюсь, не понимая, почему я чувствую себя потерянной, когда он дает мне пространство, которое я хочу.

Лиам постепенно вклинивается в мою жизнь. Мне нужно снова установить четкие границы, особенно когда от самого короткого прикосновения у меня мурашки бегут по руке. Он не способен любить кого-то вроде меня, а я не способна разделить любовь и похоть. Мы — смертельно опасная комбинация.

Я делаю глубокий вдох, прежде чем нарушить наше молчание.

— Ты знаешь, что я могу приехать и навестить тебя перед гонками. Защищать тебя от Питера, — я поднимаю кулаки вверх и бью кулаком по воздуху, изображая лучшего боксера.

Лиам хихикает.

— Я бы с удовольствием. Если ты придешь, то есть… Только без кулаков. Прибереги их для кого-нибудь на два размера меньше тебя.

— То есть, по сути, малышу, — я поворачиваю голову и вижу, что он смотрит на меня, его глаза блестят под тусклым светом. Мои легкие перестают работать, когда улыбка Лиама расширяется.

Он сбрасывает улыбку, его глаза темнеют.

— Я хочу спросить тебя кое о чем.

— О ччём?

Его глаза пробегают по моему лицу, задерживаясь на моих губах.

— Почему ты хочешь быть друзьями?

Мне требуется целая минута, чтобы ответить.

— Потому что ты забавный. И на тебя не так уж плохо смотреть, так что, думаю, это плюс.

— Но почему ты отрицаешь нашу химию?

Я сглатываю комок в горле размером с камень.

— Я не отрицаю. Ты не привык быть рядом с девушкой, которая заинтересована в том, чтобы узнать тебя больше, чем твои акробатические навыки в спальне.

Он сдерживает улыбку.

— Однажды ты покоришься, и я не могу дождаться, чтобы показать тебе, как сильно ты пожалеешь о том, что ждала.

Я притворно вздохнула.

— Ты пытаешься сказать мне, что ты доминант?

Мы с Лиамом умеем подшучивать друг над другом, и это одна из моих любимых вещей в нашей дружбе. Я не хочу рисковать этим ради бессмысленного перепиха в течение сезона.

Тебе нужно меньше читать те книги, которые тебе нравятся.

— Мне не нужно самоутверждаться, ведь ты сама придешь просить, когда будешь готова. — Он отталкивает меня назад с красноречивой улыбкой.

Я не могу ничего поделать с тем, как мое тело гудит от возбуждения при его словах. Но, следуя своему обычному шаблону во всем, что касается Лиама, я отмахиваюсь от его комментариев, прячась за броней, которая ужасно похожа на трусость. Я прекрасно знаю о своей слабости. К сожалению, у меня достаточно проницательности, чтобы признать свой страх и неспособность дать себе волю и пойти на риск.

Я качаю головой.

— У тебя активное воображение. Я рада, что оно не исчезло с возрастом.

— Это помогает мне пережить несколько недель, — он проводит ладонью по лицу, ворча что-то о сексуальной неудовлетворенности. Его щеки приобретают глубокий цвет.

О. Ох.

Я откидываю голову назад на диван и смеюсь. По какой-то причине мое тело покалывает при мысли о том, что он один в своей комнате ночью, доставляет себе удовольствие. Образы проносятся в моей голове и вторгаются в мои мысли.

Его хриплый голос разбивает мою решимость.

— Ты немного покраснела. Это тебя возбуждает? Знать, что я ложусь спать один, смотрю в потолок, пока мой кулак накачивает мой член?

Боже мой. Я хочу зарыться в подушки и исчезнуть. Мое дыхание становится все тяжелее, я не могу выкинуть его слова из головы.

— Спроси меня, о чем я думаю, когда мой член напряжен и жаждет настоящего дела, — его голос опускается ниже, хриплый тон зажигает меня изнутри.

Я не осмеливаюсь спросить его, думает ли он обо мне.

Он съедает пространство на диване, пока его пальцы сжимают мой подбородок.

— Нет. — Мой голос скрипит. Я пытаюсь вырваться из его хватки, но его глаза держат меня в заложниках.

Мое сердце бешено бьется в груди, а пальцы вцепились в кожаный диван. Голубые глаза впиваются в мои, читая меня, как он всегда это делает, чувствуя мою ложь с одного взгляда.

— Я думаю о блондинке, которая чертовски боится признаться, что хочет быть со мной, отсасывать у меня, прежде чем позволить мне трахнуть ее до беспамятства. Я не могу выбросить из головы конкретную особу, которая прячется за дружбой, потому что не хочет встретиться с дерьмом лицом к лицу. Мой член болит от женщины, которая ведет себя бесстрашно с другими, но бежит при первом же признаке моего интереса. Скажи мне, почему ты так стремишься отрицать то, чего мы оба жаждем?

— Я… ну… — Это лучшее, что я могу придумать?

Он усмехается, его рука убирается с моего подбородка.

— Я буду ждать, когда ты сделаешь шаг. Как я уже сказал, я терпеливый человек, которому нечего терять.

— Кроме дружбы? — я ворчу себе под нос, прежде чем подняться со своего места.

— Мы оба не хотим дружбы. Друзья не чувствуют друг к другу того, что чувствуем мы. — Его беззаботность выводит меня из себя.

— А я чувствую. То, что нас тянет друг к другу, еще ничего не значит.

— Рад, что ты призналась, что я тебе нравлюсь. Это было так трудно? — он улыбается мне.

Ну, черт.

— Я не имела в виду…

Он наклоняет голову в сторону.

— Это нормально — отпустить себя и повеселиться.

За счет чего? Его веселье похоже на пропущенные звонки, других женщин и трофей в конце сезона за звание самого большого неудачника.

Я выпрямляю позвоночник и смотрю ему прямо в глаза.

— Если ты и дальше будешь вести себя странно, я больше не буду с тобой общаться.

Он смеется, его глаза искрятся. —

Мы оба знаем, что этого не произойдет, когда я тебе слишком сильно нравлюсь, а я нахожу тебя чертовски неотразимой.

Я ненавижу, как он красив. Почти так же, как ненавижу то, как учащается мое сердцебиение, когда я смотрю на него, молча признавая, как сильно мое тело жаждет того, чем он поделился сегодня. Мне очень не нравится, как его слова сжигают меня изнутри и разъедают мои рассуждения.

— Я ухожу сейчас. Если я не отвечу ни на одно из твоих сообщений с извинениями, это потому, что я игнорирую твою задницу до Канады.

Его смех — последнее, что я слышу, прежде чем захлопнуть дверь его номера. Я прижимаюсь спиной к металлической раме, моя рука цепляется за ожерелье со звездой, пока я собираюсь с мыслями.

Святое дерьмо. Что, черт возьми, здесь происходит?