— Что-то рано они по домам свалили, — он почесал затылок, завидев меня. — А ты всё работаешь, Пашка?

— А куда деваться, Василий Иваныч? — я развёл руками.

— Ну, как говорится, отпуск — это время, когда ты можешь уходить с работы вовремя, — он хмыкнул. — Давай хоть почаюем с тем, что есть. А то в желудке пусто, даже пообедать сегодня некогда было.

— А можно пирожков взять, если ещё продают.

— Точняк! — Василий Иваныч оживился. — Пирожки-то там козырные, всё хотел спросить, где берёшь, да забывал.

— А что с работой сегодня было? — спросил я. — Якута и Толика видал, а у тебя что?

— Так всё по этому следаку и Борьке Кузьмину…

Мы пошли быстрым шагом, а то уже стало совсем прохладно. Устинов закурил и глухо кашлянул в сторону. Какое-то время шли молча, поток машин мешал говорить. Время-то как раз такое, что все едут с работы, да и шли мы в сторону оптического завода.

— Сначала какой-то алкаш чуть гаражи не поджёг, — продолжал он, когда показался забор и расположенные за ним цеха. — Который Рудакова и его соседей…

— Он же не пустой? Там же его машина стоит.

— Угу. Короче, раз этот криворукий Кирилл твой рисунок испортил, я его заставил по новой всё снимать, с каждой шины, — Устинов хмыкнул. — Так что справку приобщат завтра, со всеми показаниями и экспертизой по следам. Потом ещё ездил с Якутом — это мы того алкаша, который в вас с обреза чуть не стрельнул, возили на квартиру его собутыльника, чтобы показывал он, как удары наносил. А Ирина Константиновна, следачка наша, всё про тебя спрашивала, типа, когда вернёшься с реабилитации, — он хитро подмигнул мне.

— Торговля идёт, — сменил я тему, показав в сторону завода.

Мы ускорили шаг. У сторожки на заводе уже включились лампы, загорался и свет в окнах домов поблизости.

— Ну и хорошо, пожрём тогда, — Василий Иваныч расправил усы. — Ох ты, знай я об этом месте раньше, так бы сюда и наведывался. А чё ты со мной, кстати, поговорить-то хотел? По делу же пришёл.

— Да я тут узнавал у Вити Иванова, что когда Борис Кузьмин работал с вами всеми в УГРО, у него был какой-то тайный информатор, который не проходил по документам, из блатных. И у него якобы с ним были хорошие отношения. Были и остаются до сих пор.

— Надо подумать, так сразу не скажу, — Устинов замолчал.

Тётя Маша сидела на своём месте, на складном стульчике, который каждый раз приносила с собой. Перед ней стояла сумка на колёсиках, а там должна была быть кастрюля с пирожками.

Даже хорошо, что при взгляде на неё больше не вспоминается бабушка с костылём, которая каждую неделю приходила в милицию, затем и в полицию, показывая там всем выцветший полароидный снимок.

Что-то мне уже удалось сделать, получится и остальное.

— Ой, Паша, — тётя Маша обрадовалась, завидев меня. — Всё тебя вспоминала. Вот, держи. А вы тоже из милиции? — она посмотрела на Устинова. — Вот, и вам тоже, берите, пока горячие.

— А что меня вспоминать? — спросил я.

В руку она мне вложила два пирожка, завёрнутых в газетный лист. Газетка месячной давности — видно было обрывки заметок, что умерла бабка Ванга, а в Афганистане наши пилоты, захваченные в плен ещё год назад, смогли сбежать из Кандагара, угнав самолёт, и прилетели домой.

А пирожки оказались с картошкой, ещё горячие, даже пришлось подуть.

— Да как что вспоминать? — тётя Маша радостно засмеялась. — Всё-то все говорят, как тут грабители были, а ты их в милицию уволок. Я тогда как услышала, у меня аж сердце давай из груди выпрыгивать! У меня же тут мои были, Ленка с Игорем! Не дай Бог, что случись с ними, не пережила бы.

— Всё с ними хорошо будет, — заверил я.

И правильно сделал Игорь, что не рассказал о своём путешествии на кладбище, где его хотели закопать чапаевские, нечего волновать мать.

— Всё нормально будет, — повторил за мной Василий Иваныч, выпрямился во весь свой немалый рост и по очереди расправил каждый ус. — Мы же тут за порядком следим. Я, кстати, тоже там был, видел всё своими глазами, поучаствовал, так сказать…

И мне так жестом показывает, мол, уйди, не мешай, старая гвардия работает. И сам аж помолодел, лет десять будто скинул, а в глазах молодецкая удаль.

— Ой, а вкуснотища-то какая, — он откусил пирожок и аж зажмурился. — Тут как в рекламе, райское наслаждение, а не пирожки.

— Ну, скажете тоже, — Тётя Маша отмахнулась, но с широкой улыбкой. — Обычные пирожки.

— А я всё люблю, и пирожки, и булочки, — разошёлся довольный Устинов, снова делая знак рукой, чтобы я топал по своим делам.

— Ладно, погнал я, — я переложил пирожок в другую руку, чтобы не обжигал пальцы. — Тётя Маша, а ваш главный клиент сегодня не приезжал?

— Приезжал недавно, — она закивала. — Купил целый пакет. Говорит, сын у него в больнице, ему везёт, а то он их любит, пирожки-то эти. А вот кто, не сказал.

— Пасынок его.

— А-а-а, — удивлённо протянула тётя Маша. — Ну хоть заботится.

Я отошёл, а Устинов вспомнил о моём вопросе:

— Паха, насчёт этого твоего друга. Спроси Якута, он может знать, он с Кузьмой дольше проработал, в паре с ним были пару лет. Там что-то с рынком было связано. Андрюха дома сегодня, должен вспомнить.

— Благодарю.

Я пошёл в сторону пятиэтажек, а Василий Иванович остался поболтать с тётей Машей. Ну и пусть развлекаются. Где жил Якут, я прекрасно знал, но в гостях у него никогда не был, в первую жизнь так и не довелось.

Сначала хотел найти его номер телефона в записной книжке, чтобы предупредить звонком, но передумал и пошёл так. В эти дни в гости ходить пока ещё проще — просто взял и пошёл, даже звонить не обязательно, особенно если знаешь, что человек дома. Проще к этому относились, и встречали радушно.

Хорошо, что город ещё не разросся, не настроили микрорайонов по окраинам, так что идти было недалеко. Жил Филиппов в девятиэтажке,