в то же время — с иерархизмом советского общества, воспитанника диктатуры. В сущности, сочетание это обещает великолепный стиль. Если французская великая революция обрела свое архитектурное оформление в образах наполеоновской империи, — то пролетарская советская революция, несомненно, должна затмить Наполеона блеском своих архитектурных форм. Это будет, будет! И нынешние первые искания, прощупывания — заря новой культурной эпохи» («Служить родине приходится костями..» (Дневник Н.В. Устрялова, 1935–1937) // Родина. 1999. № 6. С. 41).

25 Процесс антисоветского троцкистского центра (23–30 января 1937 года). М., 1937. С.бо.

26 Ясенский Б. Бонапартийцы // Известия. 1937. 27 января. № 24. С. 2.

27 О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников: Доклад т. Сталина на пленуме ЦК ВКПб з марта 1937 года // Известия. 1937. 29 марта. № 78. С. 2. Нужно особо отметить, что Сталин не захотел прямо назвать Наполеона, а всю вину возложил на расплывчатое «наполеоновское правительство».

28 Кутузов Д. Против фальсификации истории // Известия. 1937. 10 июня. № 135. С. 3.

29 РГАЛИ. Ф. 2590. On. 1. Ед. хр. 7. Л. 91. Известно, что Александр Гладков редактировал свои дневники через несколько десятилетий после их написания. Однако эта конкретная запись заслуживает доверия, ибо вполне адекватно отражает практику чтения советских газет конца 1930-х гг.

30 Еще одним проявлением этого кризиса стало секретное постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 27 августа 1937 г., в котором признавался крах многолетних попыток создать учебник по истории СССР, рассчитанный на сколько-нибудь образованного читателя: «Ввиду отсутствия какого бы то ни было учебника по истории СССР, составленного в духе марксизма, признать целесообразным преподавания краткого курса истории СССР Шестакова не только в з и 4, но и в 5, 6 и 7 классах, впредь до появления другого более приспособленного учебника по истории СССР» (История в школу. С. 265). Годом раньше Карл Радек в записке, направленной Сталину и Жданову, так оценивал работу по написанию учебников: «Смысл неудачи с учебниками истории ясен. Так как мы к ним привлекли те лучшие силы, которые у нас были, то неудача показывает, что за 18 лет мы не собрали достаточного знания, чтобы быть в состоянии дать марксистско-ленинский учебник истории» (Там же. С. 227).

31 Ильичев Л., Владимирова А. Классики марксизма-ленинизма о роли личности в истории // Книга и пролетарская революция. 1939. № 7–8. С. 42.

32 Эту мысль подтверждает и тот факт, что Карл Радек фактически стоял у истоков литературного воспевания Сталина.

В 1934 г. под его авторством вышла богато иллюстрированная книга «Зодчий социалистического общества», открывшая поток роскошно изданных артефактов сталинского культа второй половины 1930-х. В главе «Меч, выкованный огнем революции» Радек писал: «Очень трудно установить вообще конкретные личные истоки великих исторических людей: как объяснить, почему сын школьного инспектора Симбирской губернии и дочери врача поднял восстание русского пролетариата против международного империализма и стал знаменем международной социалистической революции? Этот вопрос о личности наука наша, несмотря на ее расцвет в коммунистическом обществе, не может выяснить, она может только выяснить общественные условия, вырастившие вождя, что, как пламя, шел перед человечеством, указывая ему путь» (Радек К. Зодчий социалистического общества. М.; Л.,1934. С. 23).

33 «У меня одна надежда на тебя»: Последние письма Н.И. Бухарина И.В. Сталину 1935–1937 гг— // Исторический архив. 2001. № 3. С. 78.

34 См. например, пассаж из «Поэмы о Сталине»: «Но в грохоте времен, в их беге быстротечном, / Событий яростных уж слышен тяжкий шаг. / Трубит труба времен, и медные сигналы / Звучат, как грозный клич, Истории призыв…/<…> Трубит труба времен. И на пороге / Годов решающих, среди друзей без счета, / Средь миллионов толп, средь армий, средь героев, / Стоит наш Сталин, наш любимый полководец, / Готовый взмыть на крыльях к солнцу битв, / Трубит труба времен» Там же. С. 75–76).

35 См.: Паперно И. Советский опыт, автобиографическое письмо и историческое сознание: Гинзбург, Герцен, Гегель // Новое литературное обозрение. 2004. № 68. С. 101–128.

36 Помимо письма Бухарина, эпизод встречи Гегеля и Наполеона подробно описан в поэме Георгия Шенгели «Сталин»: «<…>Тут власть в самом народе; / И к ней придёт лишь тот — кто подлинно велик, — / Кто в сердце времени всем существом проник! / И это будет — Вождь! В нём Жизнь кипит и бродит, / Как Гегель говорит: «в нём новый мир восходит» / А разорви ту связь — и тотчас под уклон / Громадным оползнем начнёт валиться он; / Наполеонова тогда звезда блистала, / Когда он сам «парил в просторах идеала» / (По гётевским словам), — когда он мысли мчал / Валить феодализм в разверзшийся провал. / Когда ж династию он стал крепить, отведав / Лакейских почестей, когда великих дедов / В архивах королей сыскать велел опал / И яркий свой сюртук, где дым боёв опал, / Сменил на мантию со шлейфом златопчёлым, / Когда он гнёт понёс испанским нищим сёлам / И, жестам выучась изящным у Тальмо, / На русский навалить решил народ ярмо, — / Тогда — всё рухнуло… На острове скалистом / Он, кто скрижаль ваял, — опять мемуаристом… / И мне понятен путь, как взмах крыла простой, / Каким, войдя в эпические были, / С недосягаемой сдружился высотой, — / Стал Сталиным Иосиф Джугашвили» (Шенгели Г. «Куда история свой направляет шквал» // Наш современник. 2006. № з [http://nash-sovremennik.ru/p.php?y=2006&n=3&id=3]). За пределами России в 1937 г. аналогичные параллели проводил философ Александр Кожев. См.: Паперно И. Указ. соч. С. 120.

37 О том, как гегелевская диалектика помогала Николаю Бухарину и драматургу Александру Афиногенову осмыслить случившуюся с ними катастрофу, см.: Hellbeck /. With Hegel to Salvation: Bukharins Other Trial // Representations. № 107 (Summer 2009). P. 56–90.

Стефано Гардзонио. Михаил Никитин и изучение лубочной литературы

В начале 1990-х годов Н.И. Харджиев передал мне несколько книг и папку рукописных заметок, принадлежавших Михаилу Матвеевичу Никитину1. Среди книг имеется экземпляр известного труда младоформалистов Т. Грица, В. Тренина и М. Никитина «Словесность и коммерция (Книжная лавка А.Ф. Смирдина)», вышедшего под редакцией В.Б. Шкловского и Б.М. Эйхенбаума в московском издательстве «Федерация» в 1929 году. На внутренней обложке — надпись: «Авторский и реквизиции не подлежит. МихНикитин, 30/IX 28 г. Москва. Зубовский б. д. 37 к. 35».

Историк русского лубка, сотрудник «Нового Лефа» Михаил Матвеевич Никитин (1906–1942)2 на своем недолгом и нелегком научном пути занимался в основном низовыми, зачастую связанными с фольклором явлениями русской литературы XVIII — начала XIX века. В его трудах центральное место занимает изучение литературного быта. Этот