я вытолкнул его под дождь, и мы стали красться через дворик. На полпути к первой намеченной цели, углу сарая, я остановил экспедицию. В шуме ливня наступило минутное затишье, и я воспользовался им, чтобы прислушаться.

Откуда-то из-за стены со стороны дома донесся приглушенный рокот автомобильного мотора. Осадная команда прибыла.

Терять время было нельзя. Очевидно, возможность нашего побега еще не пришла в голову Сэму, иначе он вряд ли оставил бы заднюю дверь без охраны. Однако столь проницательный лидер наверняка исправит свою ошибку очень скоро, так что от свободы нас отделяли считаные минуты. Необходимо было как можно скорее добраться до конюшенного двора, где мы оказались бы практически у врага в тылу.

Отвесив пинок Огдену, который выказывал склонность к беседам о погоде, я двинул отряд дальше, и мы благополучно добрались до угольного сарайчика.

Теперь нас ждал по-настоящему опасный этап похода. Доведя стену до угла сарайчика, архитектор, видимо, утомился, поскольку она внезапно оборвалась, и дальше идти предстояло по открытой площадке, просматриваемой с дороги. К тому же здесь закончилась и плитка мощеного дворика, под ногами захрустел гравий. Даже если удастся в темноте проскочить площадку незаметно, есть риск быть услышанными.

Я стоял в нерешительности, ожидая подсказки от интуиции, когда случилось нечто, избавившее меня от выбора. Из сарайчика донесся скрип шагов по угольной крошке, и через квадратный люк в стене, предназначенный для мирной погрузки мешков, выбралось двое бандитов. Грохнул выстрел, с дороги послышался ответный крик. Мы угодили в ловушку!

Я недооценил противника – Ушлый Сэм не упустил возможности побега осажденных через черный ход.

Зачастую в критические моменты исход дела определяется чистой случайностью. Люк, через который выпрыгнули эти двое, находился всего в паре шагов позади нас, и, удержись бандиты на ногах, они тут же захватили бы беглецов. Однако фортуна распорядилась иначе: рвение перевесило осмотрительность, и первый из двоих, зацепившись ногой за деревянную стену, упал на четвереньки, а другой, не в силах задержать прыжок, свалился на него и, судя по сдавленному воплю, попал ногой в лицо.

Пока они барахтались на земле, я успел составить план и исполнить его.

– На конюшню! – крикнул я, подхватывая Огдена на руки и пускаясь бегом.

Понимая, что секунда промедления может погубить нас, Одри вмиг нагнала меня. Мы успели пересечь открытую площадку и достигнуть ворот конюшенного двора, прежде чем в сумрачной пелене дождя замаячил первый из преследователей. Одна створка деревянных ворот была открыта, другая прикрыла нас от пуль.

Бандиты стреляли на бегу и явно наугад, поскольку было темно. Две пули застряли в воротах, а третья чиркнула по стене над нашими головами и улетела в ночь. Не дожидаясь новых выстрелов, мы вбежали на конюшню и захлопнули за собой дверь. Опустив мальчика на пол, я стал поспешно задвигать тяжелые засовы. Топот шагов по плитам двора затих по ту сторону двери, и кто-то с силой ударил в нее плечом. Затем настала тишина. Первый раунд боя закончился.

Конюшня, как и в большинстве английских поместий, была гордостью «Сэнстед-Хауса» в пору его расцвета. Какими бы недостатками ни грешил британский архитектор той эпохи, при возведении конюшни он не позволил себе небрежности. Прочные солидные стены легко выдерживали натиск непогоды, а заодно и людей, поскольку Буны славились своими призовыми скакунами, а в то время азартные игроки на бегах не останавливались ни перед чем. Конюшня, где содержались фавориты, строилась как настоящая крепость, с массивной дверью и решетками на окнах – убежища надежнее мы бы не нашли.

При мистере Эбни конюшня утратила свое изначальное предназначение и была разделена перегородками на гимнастический зал, плотницкую мастерскую и третье помещение, где мы и оказались. Оно одно осталось в прежнем виде, хотя с начала упадка ни одна лошадь сюда не ступала, и использовалось слугами для чистки обуви. В яслях, где прежде был корм для лошадей, теперь хранились щетки и банки с ваксой, а в денники, где когда-то отдавалось эхо фаворитских копыт, ставили велосипеды.

Пошарив между банками и щетками, я отыскал свечной огарок и зажег его. Рискованно, однако наши позиции требовалось изучить. Прежде я не давал себе труда обследовать конюшню и хотел представлять ее географию.

Удовлетворенный увиденным, я задул свечу. Единственные два окошка под самым потолком забраны крепкой решеткой, и, если враг станет через них стрелять, найдется десяток уголков, где укрыться. А что еще лучше: даже если дверь падет под ударами, останется вторая линия обороны – чердак, куда ведет лестница, приставленная к задней стене. Благосклонная фортуна загнала нас в неприступное убежище.

Завершив осмотр, я обратил внимание, что Капитальчик все еще выражает недовольство. Должно быть, выстрелы расшевелили его нервные центры, потому что ленивое нытье, каким он комментировал жизненные обстоятельства в более счастливые минуты, сменилось энергичной скороговоркой:

– В такое дурацкое положение я еще не попадал! О чем только думают эти идиоты? Пальбу устроили, чуть меня не подстрелили – пуля в дюйме от головы прошла! Еще и вымок до нитки, теперь точно простужусь. А все из-за вашей глупой затеи! Зачем было тащить нас сюда? Чего дома не сиделось?

– Там мы не продержались бы и пяти минут, – объяснил я. – Здесь – совсем другое дело.

– Да кому это надо? Лично мне плевать! Пускай похищают, не жалко. Возьму вот, да и выйду сейчас к ним сам! Так папаше и надо, не будет в другой раз отсылать меня во всякие дурацкие школы. Для чего, спрашивается? Мне и дома неплохо, я…

Его красноречие прервали оглушительные удары в дверь. Антракт окончился, начинался второй раунд.

Свеча уже не горела, и в конюшне стоял абсолютный мрак, а сочетание шума и темноты особенно действует на нервы. Будь я спокойнее, не обратил бы внимания на стук. Судя по всему, били чем-то деревянным – как выяснилось потом, молотком из плотницкой. Дверь уцелела бы и без моего вмешательства, но хладнокровно выжидать – самое трудное для необстрелянного новичка. Раздражающий грохот тревожил больше, чем того заслуживал, и я решил немедленно его прекратить.

Минутой раньше я ушиб ногу о пустой упаковочный ящик, валявшийся на конюшне вместе с другим хламом, и теперь ощупью нашел его. Подтащил под окошко, забрался и осторожно выглянул, а затем нащупал задвижку и приподнял раму. Снаружи ничего не было видно, но удары в дверь слышались еще громче. Я просунул руку сквозь решетку и разрядил наугад всю обойму.

Мой поступок имел практический изъян – выстрелы едва ли могли поразить невидимую цель, – но произвели чудесный эффект в качестве демонстрации. Двор наполнился свистом пуль, которые с треском рикошетили во всех направлениях от каменных плит двора и кирпичной стены напротив, вселяя ужас в самые мужественные сердца.

Осаждающие не нашли подходящих ответных аргументов и кинулись врассыпную. Стук их каблуков слышался со всех сторон. Затем воцарилась тишина, нарушаемая лишь шорохом дождя. Второй раунд вышел коротким и едва заслуживал своего названия. Как и первый, закончился он целиком в нашу пользу.

Я спрыгнул с ящика, пыжась от гордости. Не имея никакого опыта, я провел бой как настоящий ветеран и теперь могу с полным правом наслаждаться триумфом! Вновь запалив свечу, я покровительственно улыбнулся своему гарнизону.

Капитальчик сидел на полу, приоткрыв рот в испуге, и даже на время умолк. Одри в дальнем углу была бледна, но спокойна. Я невольно восхитился, насколько безупречно она держится в столь критической ситуации. Впрочем, рядом с таким непревзойденным храбрецом, как я, ей только и оставалось ждать и не путаться под ногами.

– Никто не пострадал, – объявил я, – но бандиты разбежались как кролики. По всему Хэмпширу рассеялись.

Я снисходительно хмыкнул, считая себя вправе посмеяться над врагом.

– Они вернутся? – спросила Одри.

– Возможно… и на этот случай… – вновь хмыкнул я, ощупав карман пальто, – мне стоит подготовиться. – Я ощупал другой карман. – Да, подготовиться, – уныло повторил я и умолк. Меня прошиб холодный пот. В карманах не оказалось ни единого патрона, хотя я полагал, что их более чем достаточно. В минуту волнения любой может оплошать. Отправляясь на вылазку, я забыл в доме боеприпасы.

2

Хотелось бы верить, что я утаил свое упущение от спутников из благородного стремления избавить их от лишнего волнения, но, боюсь, скрытность в большей мере диктовалась опасением сообщать Огдену о своей идиотской небрежности. Даже в минуту опасности человек подвержен слабостям, и я знал, что не в силах буду вынести его оскорбительных