Ей они достались каким-то особо сложным путем. Поэтому каждая дверца была для директрисы дороже родных детей, которых у нее, кстати, не имелось.

И все бы ничего. Ну, сломал, бывает. Опять же, просто выбил щеколду. Могли бы и не заметить. Но…

Демидова в кабинке не было. А вот незнакомый мужчина в строгом костюме и галстуке — был. Он посмотрел на сильно удивлённого Серегу не менее ошалевшим взглядом, а потом ответил:«Теперь я тоже тебя вижу».

Но даже это могло остаться безнаказанным, если бы мужчина, по своей наивности решивший посетить столь расхваливаемый директрисой школьный сортир, не оказался представителем РОНО, который всего лишь приехал в школу по каким-то организационным вопросам.

Поэтому реакцию Валентины Сергеевны, последовавшую за предложением помочь и открыть дверь, вполне можно понять. Услышав от кого-то из моих одноклассников столь опасное предложение, она сразу представила, чем это может обернуться.

— Вдруг повредите себе что-нибудь… Я сейчас учителя труда позову. С инструментом. Потому что ключ точно остался там. Ребят, не трогайте. Хорошо? Я быстро. Просто стойте, ждите.

Математичка вздохнула. Мне кажется, она хотела ещё добавить:«Не шевелитесь!», но решила, это будет совсем уж грубо. А зря, между прочим…

Валентина Сергеевна сорвалась с места и засеменила в сторону лестницы, чтоб спуститься на первый этаж. Она даже ходила смешно, маленькими, крошечными шажочками.

— Не будет алгебры, штоль? — Громко спросил Демидов, а потом заржал своей же шутке.

— Ну ты и дурак… — Деева, стоявшая возле двери, покачала головой.

Она, кстати, уже который день подряд вела себя немного странно. Меня избегала, это ладно. Это у нас такая новая традиция теперь. Сначала в бой кидается за мою честь, затем под дверьми ментовки караулит, а потом в школе — ноль эмоций, фон презрения.

Но даже не общаясь со мной, не пересекаясь на уроках, Деева, мягко говоря, выглядела немного раздраженной и хмурой.

— Сколько можно? — Она окатила Демидова гневным возмущением, выраженным во взгляде. — Два года один и тот же глупый юмор. Твоему «штоль» уже никто не смеётся.

— Ты чего? Совсем сбесилась…– Начал возмущаться Демидов, но потом, не выдержал, хмыкнул и добавил. — Сбесилась, штоль?

— Дурак… — Процедила Наташка сквозь зубы.

— И что? Вы хотите, чтоб она оставалась старостой? — Раздался голос Рыковой за спинами столпившихся у кабинета одноклассников.

7"Б" заволновался. Девчонки начали переглядываться, пацаны просто в наглую пялились на Дееву с Рыковой. Сказать честно, ни разу за все время совместной учёбы у нас не складывалось подобных ситуаций. Вообще никогда. Может, мы не были совсем уж близкими друзьями, но тем не менее, ссоры всегда случались мелкие и на уровне «дурак — сам дурак». А тут назревала целая полномасштабная война. Тем более, между двумя отоичницами.

Рядом с Рыковой, что было вполне ожидаемо, стоял Никита Ромов.

— Лена, мне кажется, ты сейчас перебарщиваешь. — Оттеснив пацанов, вперед вылез Кашечкин. — Ты если перед новеньким себя так ведёшь, то очень зря. Он сегодня с нами, а завтра куда-нибудь в центр учиться упылит и все. Его не будет. Но мы-то останемся.

Я, честно говоря, посмотрел на Антона с некоторым уважением. Не ожидал от него подобной разумности.

— А ты зачем решаешь за меня? — Ромов легонько отодвинул Лену с дороги и вышел вперед.

— Да я не решаю. Просто такие, как ты с обычными, простыми ребятами в обычной простой школе не учатся.

— Тебе почем знать, что делают такие как я. — Ромов сделал еще один шаг в сторону Кашечкина. Тот, чисто машинально, повторил движение новенького.

— Еще пару фраз, и они носом друг в друга уткнуться. — Тихо хохотнул рядом со мной Макс.

А вот мне не было смешно. Если я правильно помню, в чем уже не совсем уверен, Кашечкин должен как раз быть на стороне Никиты, когда у нас случится конкретный раздел на два лагеря. Но сейчас вполне становится очевидным, что друзьями им не бывать. Я вообще впервые видел Кашечкина настолько решительным и деятельным. Обычно он побаивается лезть в ссоры первым.

Но дело даже не во внезапно проснувшейся мужественности отличника. Если Ромова и Кашечкина не остановить, то скорее всего, мирить придётся не двоих, а очень до хрена кого. С Ермаком мы хотя бы хорошие товарищи, там есть шанс. Но вот Кашечкин не послушает ни меня, ни Макса. Он нас на дух не выносит.

Поэтому я, поддавшись порыву, тоже полез вперёд.

— Ребят, да хорош. Чего вы завелись? — Я почти уже стоял возле Антона и поэтому решил добавить нотку дружественности в разговор. Размахнулся, собираясь хлопнуть его по плечу.

Но именно в эту секунду, уж не знаю, по какому закону подлости, рядом оказался Строганов, который, видимо, тоже планировал вмешаться в назревающий скандал. Не скажу, что драку, потому что настолько резко возмужать Кашечкин не смог бы.

Серега задел меня плечом и моя рука смачно, с глухим стуком, звезданула ладонью Антона по затылку.

— А-а-а-а-а! Вот, значит, как⁈ Драться, да? — Взвился отличник

Он вдруг схватил меня за рубашку, сжал ее в кулаке и попытался… Не знаю, что именно он попытался. Наверное, оттолкнуть. Но по факту, я всем весом шлёпнулся на Строганова.

Тот в свою очередь, тоже всем весом, да еще и с толчка, усандалился о дверь, которая как-то жалобно скрипнула, а затем случилось совсем непредвиденное. Строганов просто провалился сквозь створку, образовав в ней дыру. Но при этом и сама дверь тоже открылась.

Ровно в это мгновение в коридоре показались Валентина Сергеевна, учитель труда и директриса. Последняя скорее всего желала убедиться, что с дверью все в порядке.

Заметив образовавшуюся возле входа в кабинет кучу-малу, которая к тому же визжала девчачьими голосами и возмущалась пацанячими, все три педагога рванули в нашу сторону.

Добежали. Остановились. Замерли с обалдевшими лицами.

Естественно, в присутствии директрисы 7″Б" тоже замолчал. И только Строганов с кряхтением и сопением, не иначе как с перепугу, вместо того, чтоб выйти обратно в коридор через открывшуюся дверь, упорно выбирался из кабинета через образовавшуюся в створке дыру.

Я начинаю подозревать, что напрячься придется сильнее

До последнего урока 7″Б" сидел в гробовой тишине. Периодически было слышно лишь удивленное жужжание мух, которые совершенно не понимали, а чего это двадцать с лишним подростков замерли