— Он вас отпустил из своего кабинета, а вот по домам я вас не отпускал. А с селектора вас тоже кто-то отпускал?

— … ….

— Понятно. Давайте так договоримся так — опаздываете на селектор? Отлично. Можете не приходить, но с каждого опоздавшего по одному задержанному, сидящему в дежурке. Ну и, после развода у Окулова каждый берет своего задержанного и в быстром темпе начинает его «колоть», чтобы к обеду явка с повинной была. Всем все понятно?

— А если не расколется?

— П если не расколется, значит надо на селектор вовремя приходить, вот такой у вас выбор небогатый. Ладно, рассказываете, кто чем будет сегодня заниматься?

Снегирев бодро доложил о какой-то краже, в которой подозревается бывший работник конторы, а вот Кролик с Наглым решили обмануть своего любимого шефа.

— Мы сегодня займемся кражей экскаватора со стройки по улице…. — Наглый стал старательно перелистывать ежедневник: — по улице Первой революции. Там такой Хомяков Иван подозревается, мы его попробуем задержать, а если задержим, то, к вечеру, раскрытие дадим. — и глаза у обоих такие честные-честные.

Вот только бравые ребятишки не учли одной маленькой детали — у первой зон было слишком мало раскрытий, и то, что две недели назад тот же самый Наглый уже давал эту кражу на раскрытие, выставив Хомякова в розыск, я запомнил — слишком редко на моей памяти воровали экскаваторов.

— Громов, что планируете на сегодня? — когда начальник розыска вспоминал меня, его настроение явно портилось.

— Кражи из конторы по улице Дорожников и на улице Первой революции. Там и там есть конкретные подозреваемые, будем задерживать и «колоть».

— Хорошо. — тухло буркнул начальник розыска: — Вечером, надеюсь, что-то раскроете, у вас итак больше народу, где бы то не было.

— Так вы меня в отпуск отпустите и у нас народу будет, как у всех, а то я на лыжах не люблю кататься и декабрь не мой любимый месяц.

— Я тебе, Громов, могу путевку в Москву выписать, будешь там в оцеплении на митингах загорать. Проживание в казарме бесплатное. Записывать?

— Я подумаю. — буркнул я — в голове крутилась какая-то мысль, что в Москве что-то скоро должно произойти, но что и когда вспомнить я не мог.

— Снегирь, тебе помощь с жуликом нужна? — я расположился за своим столом, воткнул кофеварку в розетку, показывая, что в ближайшее время никуда двигаться не собираюсь.

— Пока нет, потом не знаю. Я жулика на десять утра повесткой вызвал. Как придет — будет видно.

— Мы тоже побежали, а то усвистит куда-нибудь наш хмырь. — в глазах Наглого блестел несвойственный ему трудовой порыв.

— Конечно, идите, занимайтесь. — я сделал нетерпеливый жест рукой: — Слышали же, что шеф рвет и мечет, раскрытие вечером ему, кровь из носа, надо дать.

Пока молодые опера собирали свои нехитрые пожитки — ежедневники и пару наручников, я безмятежно пил чай и читал старый номер «СПИД-Инфо», но, стоило двери захлопнуться за моим коллегами, как я отставил чашку и встал.

— Паша, ты куда? — Снегирев с изумлением уставился на меня.

— Вспомнил, Вася, что я дверь в машине не закрыл, да и Демона надо выгулять.

Гражданин Хомяков, подозреваемый в совершении кражи экскаватора, и уже две недели находящийся в оперативном розыске системы МВД, прописан был в пригороде Города, имеющем интересное название — Река.

Исходя из этого, юные оперативники должны были двигаться либо в сторону площади Основателя, где останавливался, круглосуточно идущий на аэродром автобус, или идти на электричку, но, к моему изумлению, когда я вышел на улицу Полярников, мои подчиненные двигались ровно в противоположном направлении.

Так как Демон, своей черной, лоснящейся шерстью, был фактором демаскирующим, я усадил его в тонированный салон «Ниссана» и потихоньку поехал за, целеустремленно двигающимися вперед, операми.

Нет, я о из профессиональных навыках ничего плохого сказать не мог, они даже проверялись. Кролик один раз присел, якобы завязывая шнурок на туфле, сам же бросил взгляд назад, ну и Наглый пару раз оборачивался, внимательно осматривая прохожих, идущих за ними, но, на белую иномарку, рывками передвигающуюся в том же направлении, ни один из оперативных работников внимание не обратили. Попрощались коллеги возле Колизея — Кролик двинулся вперед, а Наглый свернул к серому кирпичному дому, где, в одном из подъездов размещалось общежитие местного жилищного управления, а, согласно схемы оповещения личного состава проживал младший оперуполномоченный Шадов. Следить за Кроликом я счел излишним — он тоже двигался в сторону своего дома, где очевидно собирался просто отдохнуть до вечера, доложив в конце рабочего дня своему старшему о том, что они с Шадовым целый день в засаде, но, гнусный преступник и похититель экскаваторов Хомяков в нее, почему-то, не попался.

— Ну что у вас? Уже раскололся? — я вернулся в отдел, переполняемый холодной яростью и желанием кого-нибудь убить.

Сидящий у стола Снегирева молодой человек, повернулся на мой голос, встретился со мной взглядом и отшатнулся, чуть не упав с неустойчивого стула.

— Нет, Павел Николаевич, мы только начали говорить…- Василий Снегирев что-то старательно записывал в ежедневник.

— А что тянуть? — я наклонился к задержанному: — Я уверен, что отгадаю эту мелодию, вернее, кто украл вещи, с трех ударов…

Я думал, что будет смешно, я же помню, что это фраза из какой-то смешной передачи, но, почему-то, никто не засмеялся.

Василий пискнул, что украли деньги, а у парня на стуле задрожала нижняя челюсть.

— Да я тут совсем не причем, я ничего не знаю… — паренек все-таки справился с челюстью и заговорил с отчаяньем глядя то меня, то на Васю.

— Да какая разница — деньги, вещи? — я полез за сейф и извлек из-за него здоровую деревянную киянку: — Это, знаешь ли, не мое дело. Мое дело — показания из людей выбивать, раскаянья и деятельного покаяния добиваться, а что там ты украл — это дело совсем не мое, там уже следователь будет эти подробности выяснять, когда ты снова разговаривать сможешь.

— Да это, по факту, мои деньги! Я то, что мне должны выплатить, то и забрал! — парня накрыла паника, он скороговоркой выкрикивал слова, боясь, что калечить его будут до того, как он успеет произнести свои мотивы.

— Да ты что? — я засунул киянку обратно и сел на диван, напротив кающегося грешника: — Но