Шрифт:
Закладка:
Что творится! Ура! Близится Пасха – выход. Новая Европа. Новое человечество (не ура!), дерзкое (оттого-то так много и погибает в горах ныне!). Дерзкое пошло население земное. Но… с обострением «национального» в Европе – и наши иванушки – восчувствуют. Там растет ныне такая оголтелость, такая головорезщина, что ку-да коричневым рубашкам и прочим штанам: такие «портки» растут, что на весь свет хватит «во-ни». Но из сего выйдет-таки Россия, как из навоза – ВСЕ!
Целуем, милый друг. Зашпарьте-ка еще письмецо, порадуйте. Ваш Ив. Шмелев-Лазарь.
[На полях:] Да, читал покойного водолея – Андрея Белого (Ниагарского) – «Начало века» – много плескотни и брызг. Много говорит о Вас и о Мережковских231. Почитайте!
А кушали Вы индейку с брррусничным вареньем? (Это специальная еда английских богословов). С прикладом крокуса, «пойманного» (от слова «поимати», ибо с ры-ском!) на высоте (1500 м!). Это – весна-с!
8. VIII. 1934. Среда
34, Walton Crescent, Oxford
Дорогой Иван Сергеевич!
Получил сегодня Ваше письмецо из «Жора» от 4 августа и порадовался за Вас. Поздоровели Вы, взбодрились. Слава Богу! Ведь наш особый долг перед Россией – подольше вы́жить, и быть свидетелями здравой человечности среди нового «брутального» поколения (и английские газеты на это жалуются). И цветочек в письме уцелел. Здесь тоже в сравнении с Парижем севернее. Липы только что цвели в эти недели, еще отцветают. Не знаю, о чем и писать, нахваталась душа мелочей всяких из чужой жизни до утомления. Всего и сказать – не пересказать.
Сейчас, в эти дни – камень на сердце. Вот с него и начну. Истекают последние сроки, когда Павла Полиевктовна могла бы получить эту распроклятую «визу» и приехать ко мне сюда недельки на две. Но визы все нет! Переживаю еврейскую злобу против всяких великих держав… Начал я переговоры об этой визе (на запас) еще в конце мая с нашими монпарнасскими господами, «увозившими» нас в Англию. Сказали: «Хорошо, напишем». Но я ведь не Бердяев, не Вышеславцев.., не свой брат. Ничего, конечно, не сделали. Приехал я в Англию и там все дело передал в руки англо-русской «ИМКИ»*. Получил устное и ряд письменных заверений, что все сделано, что в любую минуту в Париже в британском консульстве моя жена получит визу. Так как все это делалось только на запас и до 10 июля мы не имели оснований реализовать этот план, то и проверки не было. 10-го было в Богословском институте с митрополитом Евлогием решающее финансовое заседание: по какому бюджету нам жить новый учебный год, каковы денежные вести из Америки, какова кассовая наличность. Все оказалось более благополучно, чем было весь этот год. Главное – это «наличность». Иван Кузьмич Денисов своими концертами с нашими студентами в Англии и Швейцарии заработали уйму, которая и заткнула дыру дефицита. Это устыдило Америку, и она дала обещание на будущий год не садить нас в яму. Затем мы стали кредитоспособны. Митрополит Евлогий и Андерсон232 снова дали нам заем на уплату летнего жалованья, и даже за 1/2 августа вперед. Кроме того, мне «прописано» жалованье на 200 фр. в месяц больше, чем в этом году. Вот мечта наша и пришла в движение. После гощения на готовых хлебах я должен был перейти на независимое существование, а Павла Полиевктовна должна бы подъехать ко мне сюда. Так у нее получилось бы психологическое лето. Уж очень ей надоело хозяйственное ярмо. Пожила бы она «барыней» недельки две со мной на студенческом пансионе. Справилась она около 20 июля в британском консульстве – никакой визы! Началась моя переписка с моими «благодетелями». В число их включил и других знакомых англичан, и Тыркову, и Саблина233. Получил ответы: все сделано. Но, Павла Полиевктовна ходит в британское консульство числа с 25-го ежедневно и ежедневно получает отказ: ничего де неизвестно. Так вот и мучаемся в переписке недели две. Все путается: сроки проходят, и я проживаюсь. Уже подумываю вернуться в Париж с сознанием: «горе побежденным нансенистам!» Сегодня последний день напряженных ожиданий. Истомился я этой неопределенностью.
А между тем, место, до которого я добрался и из которого пишу Вам, место восхитительное. Я даже не ожидал. В 59 лет нет уже прежней туристской жадности и восторженности, а от Оксфорда я пришел в давно забытое волнение, с неспаньем даже ночью, что бывало только в «молодости», где-нибудь в Равенне или Генуе, – не спится, хочется «завтра»