Уезжает?

Замираю на месте, и тут ее глаза встречаются с моими. На глубоком выдохе с сочных губ слетает:

– Тобиас…

Я вздрагиваю.

Она шепчет мое имя так, будто ее тело разрывает боль, но разум уже смирился. Это заставляет мое горло гореть.

– Привет, – говорю я, делаю шаг, но она отодвигается, поворачиваясь так, чтобы скрыть Бейли от моего взгляда.

Подхожу еще на шажок и замечаю, что карие глаза покраснели, щеки тоже красные. Она плакала… Осознание этого выбивает воздух из легких, но внутри загорается огонек надежды, позволяющий дышать.

Она считает, что я облажался? Если бы… По ее глубокому взгляду сразу становится ясно, какой сценарий событий сложился у нее в голове. В животе начинает пульсировать боль, но я понимаю ее: любой другой подумал бы так же. Отчасти этот сценарий был написан еще до нашей встречи. Это то, на чем любит заострять внимание студенческая газета, – мое поведение вне бейсбольной площадки. Неважно, читаете вы статьи или нет, провокационные заголовки бьют в «яблочко». «Студенческий вестник» в бумажном виде в кампусе на каждом углу, да еще университетский сайт, да еще социальные сети. Но это не самое страшное. Страшно, что я уже привык к этому и стараюсь, а вернее, старался соответствовать.

Меня крутит оттого, что Мейер могла поверить, пусть даже на секунду, новым сплетням обо мне. И я… возможно, я дал этому повод. Но ведь на самом деле все это ничего не значит для меня после того, что произошло между нами.

Не значит. Но как малышка может знать, насколько она важна для меня, если я еще ни разу не сказал ей об этом? Она знает, что я хочу ее, но может связать мое ночное отсутствие с грязными слухами.

Тобиас Круз, горячий питчер, в очередной раз облажался.

Нет.

Не в этот раз.

Делаю последний шаг и нежно беру лицо любимой в ладони. Мейер отворачивается, но я придвигаюсь еще ближе, и она задерживает дыхание, как будто мысль о том, чтобы дышать со мной одним воздухом, ей невыносима.

– Мейер, посмотри на меня, – хриплю я, зарываясь рукой в ее волосы. – Детка, пожалуйста…

Она напряженно моргает, и когда наши взгляды встречаются, в моей груди возникает пустота.

В карих глазах плещется отчаяние, и это словно удар под дых.

Мы не планировали ничего на вчерашний вечер, но в этом и не было необходимости. У нас были планы, в которые входили только мы трое. Конец гребаной истории.

Не знаю, что произошло прошлой ночью, но я не сделал ничего, о чем мог бы пожалеть.

Нет, ни за что.

Я бы так не поступил.

Не предал ее.

Не предал их.

Я больше не хочу даже смотреть на других девушек, не говоря уже о том, чтобы прикасаться к ним. Так продолжается уже несколько недель, а началось задолго до того, как улыбка малышки изменилась.

Она впустила меня в свою жизнь, и началась наша история.

Моя голова начинает трястись.

– Послушай…

– Не надо ничего объяснять. – Тон Мейер умоляющий, как будто она просит меня замолчать. – Мы…

– Друзья, да?

Мейер зажмуривается, но одна слезинка успевает проскользнуть наружу. Скатившись с ее щеки на мою шею, она перекрывает доступ кислорода в легкие.

Внезапно ее глаза распахиваются, и я понимаю, что слезы дают мне шанс. Ведь ты должен по-настоящему любить кого-то, чтобы он смог тебя так ранить.

– Я мать, которая вела себя безответственно… – говорит она.

– Нет.

– Приехать сюда было плохой идеей, я знала. Это было безрассудно и…

– Не говори так.

– Меня не должны были приставлять к тебе. – Она сглатывает, решимость переполняет ее, заставляя мои пальцы неметь. – Нужно было отпираться до последнего от этой командировки, и тем более не следовало брать дочку. Все это было ошибкой. – Честность в ее тоне сжигает меня до костей. – Я знала, какой жизнью ты жил, и я не должна была…

Слова замирают у нее на губах, когда открывается дверь, ведущая в мой номер. Мы оба поворачиваем головы и видим, как пятится Нео, а к нему жмется темноволосая цыпочка.

Задев ногой пакет с подгузниками, Нео останавливается, взгляды парочки устремляются в нашу сторону.

– О, доброе утро, – посмеивается мой приятель, а лицо девчонки – я узнаю в ней репортершу из «Студенческого вестника» – розовеет. Она скользит взглядом по нашим лицам, а Нео ухмыляется, подбрасывая что-то в воздух. Моя рука инстинктивно взлетает вверх и ловит предмет в ладонь. Так это же… запасной ключ от моего номера, тот самый, который вручил мне координатор команды, когда раздавал ключи после вчерашней игры. Его способ прикрыть свою задницу, если кто-то увидит, что он делает мне поблажки и поинтересуется почему.

Я смотрю на Нео, и его ухмылка становится еще шире.

– Эй, ты вырубился в гриль-баре. Мы втроем затащили твою питчерскую задницу в машину и доставили в номер тренера. Между делом я шепнул, и ты с радостью одолжил мне свою комнату, так что мне не пришлось слушать храп Икса.

Твою мать, я так и знал.

Мой пульс учащается, глаза возвращаются к малышке, но ее взгляд все еще прикован к двери моего номера.

Нео хватает репортершу за руку и несется по коридору.

– Привет, Мейер! – салютует он, прежде чем завернуть за угол.

Но Мейер не отвечает, она застыла с приоткрытыми губами, словно слова застряли у нее в горле.

Наконец она приходит в себя и осторожно опускает автокресло на пол. Карие глаза смотрят на меня, но в них отражается печаль.

Я рывком подаюсь вперед, ладонями обхватываю щеки и впиваюсь в ее губы.

Сначала она напрягается, но только на мгновение, и вот уже целует меня в ответ. Я просовываю свой язык внутрь, и она открывается для меня, расслабляется для меня. Это похоже на то, что я, черт возьми, наконец-то могу дышать.

Мейер приподнимается на носочках, обвивает мою шею, чтобы получить от меня больше, и я помогаю малышке. Скольжу ладонями от ее ребер к спине, притягивая к себе, и она задыхается.

Не разрывая поцелуя, хватаю с пола сумку с подгузниками и бросаю в открытую дверь. Осторожно поднимаю автокресло с крохой, и мы, пятясь, переступаем порог.

Отодвинув стул, опускаю кресло, убедившись, что принцесса сладко спит, затем запускаю пальцы в волосы Мейер.

Наклоняюсь, приподнимаю ее и сажаю на стол, а затем подтягиваю к краю так, чтобы пышные бедра оказались на одной линии с моими. Член твердеет, пульсирует, и я пытаюсь облегчить напряжение, прижимая его к лону.

У малышки вырывается стон, и я готов сорвать майку с ее тела, чтобы обнажить кожу, о которой фантазировал столько раз, что не смогу и сосчитать.

– Боже, – выдыхаю я и слышу хриплый смешок моей девочки.

Мой язык снова завладевает ее ротиком, и – проклятье – я могу кончить, просто целуя эту девушку.

На вкус она моя.

Мейер – моя.

– Позволь попробовать твою кожу, малышка-репетитор. – Наклоняюсь, и ее ладошка непроизвольно шлепает по поверхности стола, голова откидывается назад в знак согласия, и когда мое горячее дыхание овевает ушко, с губ срывается вздох.

Губами скольжу к тонкой шее, но не целую сразу. Высовываю кончик языка и провожу по коже.

– О, да ты дрожишь от моих прикосновений, детка…

Пышные бедра дергаются, и я понимаю, что нашел первое сладкое местечко, которое буду мучить, зная, как отчаянно она нуждается во мне. Желая большего. Желая всего.

Снова целую ее в заветное место, и она выгибается, вжимаясь в мою грудь.

Член пульсирует в джинсах. Он такой твердый, что мне больно. Наступаю, стремясь почувствовать ее, и она понимает, что мне нужно. Придвигается бедрами так близко, как только может, и трется о мой возбужденный пах.

Затем поднимает ноги и обхватывает меня в поисках большего.

Как же я хочу эту девушку!

Подхватываю Мейер и несу ее на кровать, моя ладонь скользит к идеальной заднице.

– С ума сойти, – шепчу я, левой рукой сжимая упругую ягодицу. – Сколько же я дрочил, мечтая о ней.

Покусываю нежные губы, и ее глаза закатываются от удовольствия.

– Моя, – шепчу я, проникаю в горячий рот, и наши языки переплетаются.

Они обе мои.

Всецело и навсегда.

Застываю и, приподнявшись на одной руке, бросаю взгляд сначала на дверь, а потом на серое автокресло, верх которого отделан розовыми цветочками, а края – белым кружевом с оборками. Встаю и подхожу к Бейли. Кроха