думаю.

Я: «А когда ты пойдешь на прием в следующий раз, можно с тобой зайти?»

Зоря: «Конечно, у меня через четыре дня запись. Я тебе напомню)».

Я: «Я уже не забуду».

Глава 32

Взглядом полирую пол.

Я жутко волнуюсь, мы с Зорей стоим перед кабинетом, и мне очень хочется взять ее за руку. Нет, не ее поддержать. А чтобы она меня поддержала. Но я этого не делаю, мужик вроде как не должен показывать свои слабости. Я обязан просто спокойно стоять и ждать, пока нас вызовут в кабинет.

У меня вспотели ладони, и я торопливо прячу их в карман.

— …ально? — вырывает из раздумий мягкий голос Зори. Она положила ладошку мне на грудь, и мне так необходимо схватиться за нее, как за соломинку, но я не решаюсь. Я поднимаю на нее глаза. Лазурный взор светится заботливым теплом и беспокойством.

— Я спрашиваю, все нормально? — уточняет она.

— А! Да! Конечно.

Воздух рвано выталкивается из легких. Я даже не нервничаю. У меня просто мандраж.

— Исаева! — зовёт женщина в белоснежном накрахмаленном халате, выглядывая из-за двери кабинета. Зоря откликается, и женщина приветливо указывает рукой вглубь кабинета. Просит Зорину занять кушетку и оголить живот.

— Папа может присесть сюда, — долетает до меня как сквозь толщу воды. А? Это она мне, да? Папа… я ведь папа…

Нервозно стираю выступившие капли пота на лбу.

Обалдеть. Я буду папой.

Значение этого слова мною утеряно еще в самом детстве.

Что должен делать хороший отец и как правильно любить своего ребенка, я в принципе не представляю. Это должно быть очень сложно, раз мой не справился. Не показал, не научил, как можно достойно с сыном. Или дочкой.

Я не знаю, что следует делать.

Я знаю лишь, как делать не надо.

А у меня получится? А вдруг нет? Я не хочу испортить жизнь своему ребенку. Но ведь можно как-то иначе? Не так, как было у меня всегда.

«Папа». Какое сильное, однако, слово. Я даже не задумывался никогда, что… что столько вопросов и страхов сразу возникнет в голове. Я ж, наверное, потому и бракованный… Но мой ребенок не должен от этого страдать, верно?

А… а если его вообще не будет? Если случится самое страшное и он не появится на свет?

Кулаки в карманах сжимаются еще сильнее… до боли в пальцах. Нет! Этого не будет! Не будет!

— Спасибо, я постою, — выдыхаю охрипшим от волнения голосом.

— Ну хорошо, — терпеливо соглашается врач. Что-то спокойно говорит, говорит, потом она наконец переключает внимание и размазывает специальным датчиком прозрачный гель по животу Зорины. Хм… думаю, это неприятно.

Я, позабыв обо всем на свете, тупо упираюсь слепым взглядом в монитор. Все черное, как помехи в телевизоре, белые всполохи. Затем врач включает звук, я тщательно вслушиваюсь в странные ритмичные шипящие шумы. Врач объясняет, что так бьется сердце ребенка.

Я перевожу взгляд на Зорину.

Она внимательно меня разглядывает, на ее лице нет ни пренебрежения, ни недовольства. Мягко, обволакивающе. Такое прекрасное ощущение. Я сразу получаю мощный удар в солнечное сплетение. Пропускаю еще и еще один.

Врач заключает, что сердце ребенка развито согласно сроку, все хорошо, она показывает на экране что-то, продолжает что-то терпеливо объяснять, наставлять, рассказывать. Я с трудом отрываю взгляд от Зорины и смотрю на экран.

Начинаю вслушиваться тщательнее. Потом, все же поддавшись порыву, усаживаюсь рядом с Зориной и беру ее за руку, ощущая ее молчаливую благодарность, купаясь в радости от этого скромного прикосновения.

— Пол хотите узнать? — размеренно интересуется женщина. Только сейчас обращаю внимание, что у нее рыжие волосы, короткие и кудрявые. Почему-то в памяти всплывает та пожилая пара, что была погружена в идиллию на двоих, у старушки тоже были рыжие волосы.

— Да, — хором уверенно отвечаем мы с Зорей.

— Девочка.

— Девочка, — дрожащим голосом непроизвольно вторю я, переводя ошарашенный взгляд с врача на Зорину. Мы вместе улыбаемся. Друг другу. Я — потрясенно. Она — ласково. — Дочка… — с трудом выговариваю каждую букву.

Дочка. Такая маленькая. С крохотными пальчиками. Беззубым ртом. Которая будет искать у меня защиты и поддержки. Которую я буду катать на шее и возить на море, брызгать и учить плавать.

Такая… такая… милая и красивая, похожая на Зорину.

Мне кажется, мой мир переворачивается сейчас, именно в это неуловимое мгновение.

Секунду назад был другим. А теперь новый.

У меня будет дочь…

А еще у меня была Зорина. А теперь ее нет со мной. Вот она рядом, такая родная, но уже не моя.

В груди становится тесно, изнутри распирает. Все мысли набекрень. И я категорически не согласен находиться вдали от моих родных. Моих девочек.

Я меня нет слов. Дочь… Родная. Крохотная. Моя!

Последние минуты приема пролетают мимо меня, хотя я на автомате уверенно отвечаю врачу и даже пытаюсь поддержать разговор.

Я помогаю Зорине осторожно вытереть остатки геля с живота.

Мы прощаемся со специалистом, получаем фото на память. Я уже почти отворяю дверь, чтобы выйти, и вдруг меня озаряет.

А фото же одно. И Зоря, бесспорно, заберёт его себе. Но мне оно тоже нужно!

— Простите! А можно распечатать еще одно? — резко обернувшись, взволнованно уточняю я.

— Фотографию? Да, это не проблема, секунду, — улыбаясь, соглашается врач.

Я получаю сокровенный снимок и бережно сжимаю его пальцами.

— Ты был очень молчалив.

Мне кажется, что я расслышал в голосе Зорины легкую добрую усмешку.

— Волновался немного, — отмахиваюсь я.

— Не думала, что ты захочешь распечатку с приема.

— Я тоже так думал. Но потом понял, что очень хочу.