появление может спровоцировать у Лизы новый всплеск нервного возбуждения, что скажется далеко не лучшим образом на ее состоянии.

…Адам встал с постели и уже в который раз направился в кухню — выпить воды, покурить. Кухня, где все напоминало ему о Глаше, тоже, казалось, тосковала по хозяйке. Шкафы были набиты сковородками и кастрюлями, которые сейчас были пусты и томились в ожидании момента, когда Глаша возьмет их наконец в руки и примется изобретать что-то невероятно вкусное, и они заполнятся ароматным мясом или аппетитной рыбой. Духовка, которую Глаша так любила и считала, что она «печет сама», сейчас казалась просто холодным куском железа. А еще недавно Глафира выпекала в ней свои знаменитые пироги, бисквиты, запеканки. И дом наполнялся невозможными запахами, от которых у Адама кружилась голова. А сколько приготовленной ее волшебными руками еды было упаковано и отнесено в контору, где они с Лизой работали дни и ночи напролет?!

Адам вдруг со стыдом подумал о том, что образ Глаши зачастую ассоциируется у него с едой, с запахами еды, с этой кухней, с духовкой. А ведь она была чудесной ласковой женщиной, правда, немного зажатой и стеснительной в силу своей комплекции. Глафира… Конечно, Лиза бывала с ней иногда грубовата, когда намекала на то, что Глаше просто необходимо сбросить двадцать-тридцать килограммов, а то и все пятьдесят. И никто, кроме Адама, не знал, как страдала Глаша из-за своего веса, как тяжело ей было подниматься по лестнице, не говоря уже о том, чтобы сидеть по несколько часов в засаде, поджидая появления нужного им с Лизой человека. К тому же у нее начали болеть ноги, суставы! Да и на спину она жаловалась. Конечно, Адам должен был позаботиться о ней сам и не позволять жене обращаться в сомнительного рода фирмы, торгующие таблетками для похудения. Она на самом деле могла в его отсутствие купить их, принять и… В Интернете он прочитал множество статей, разоблачающих действие этих таблеток. Больше того, встречались и смертельные случаи.

Приходило в голову и другое. А что, если Глаше стало элементарно плохо с сердцем? Ведь факт ожирения был налицо! Она могла почувствовать себя плохо, упасть прямо на улице, и ее подобрали, отвезли в больницу, и она находится там без сознания…

Лиза сказала, что сама лично обзвонила все больницы и расспрашивала о Глаше, описывала ее, вероятно, как болезненно полную молодую женщину. К счастью, женщина, по описанию похожая на Глашу, в местных больницах не была зарегистрирована. Хотя Адам достаточно хорошо представлял себе дежурную медсестру, сидящую в приемном отделении и отвечающую на звонки. Откуда ей знать, находится ли в ее отделении полная молодая женщина? Можно подумать, что женщин с такой комплекцией нет ни в одной из больниц! В это он не верил. И решил рано утром отправиться по всем клиникам и лично искать Глафиру. Подумалось, что Лиза, скорее всего, спрашивала, не скончалась ли в какой-либо больнице женщина таких же размеров, как Глаша. Просто она не могла сказать об этом ему, ее мужу.

Как ни стыдно ему было, но, думая о Глаше, Адам ощутил приступ отчаянного голода и вспомнил, что он ничего не ел весь день.

Он открыл холодильник, нашел там заветрившийся кусок сыра, отрезал ломтик, положил на тонкий кусок батона и отправил в микроволновку. Через минуту достал бутерброд и с удовольствием съел, запивая сладким чаем.

Когда раздался телефонный звонок, Адам даже не вздрогнул, поскольку ночи со всеми ее проявлениями он не ощущал — спать ему совсем не хотелось. Так устал надеяться, что Глафира все-таки позвонит ему, что не удивился, когда вместо голоса жены услышал голос Лизы.

— Адам, ты спишь? — спросила она, и в ее голосе он, к счастью, не отметил той интонации, которая была бы предвестником страшного известия, которого он боялся больше всего. Скорее ее тон можно было назвать извиняющимся.

— Нет, не сплю. Не могу уснуть, а что? Надеюсь, ничего страшного не случилось? — Он замер, перестал дышать в ожидании ответа.

— Наоборот, все нормально. Даже хорошо. Но я не могу рассказать тебе всего по телефону. Может, ты подъедешь к нам сейчас?

И тут ему стало плохо. Он физически почувствовал наваливающуюся на него дурноту. И понял, что тон Лизы обманул его и, раз она зовет его сейчас к ним с Гурьевым, значит, нашли тело Глаши. Иначе она, во-первых, не позвонила бы ему так поздно, а во-вторых, не стала бы приглашать к себе домой. Все это означало, что она приготовила-таки для него это страшное известие, которое она намеревалась сообщить ему на своей территории, где в случае, если ему станет плохо, она сможет оказать ему помощь, дать успокаивающих капель или, если понадобится, сделает ему укол реланиума.

— Лиза, скажи мне, нашли тело Глаши?!

— Тьфу-тьфу!!! Что такое ты говоришь? Напротив, есть информация, что она жива и здорова! Вот! Говорю же, приезжай! Надо посоветоваться, как нам действовать дальше, понял?

— Дура ты, Лиза, — всхлипнул он. — Я чуть с ума не сошел… Все, еду. Просто лечу!

17. Май 2009 г. Андрей Быстров

— Знаешь, видела на днях твою бывшую, Соню Козельскую, она так изменилась, похудела, осунулась…

Вера Клец и Андрей Быстров расположились на постели, с огромным подносом, на котором были разложены ломти дыни и арбуза. На Вере была ночная рубашка в розовую полосочку, Андрей же сидел в белых спортивных трусах, скрестив ноги по-турецки. Дверь балкона была распахнута, в комнате гулял прохладный утренний ветер, белые тонкие занавески время от времени надувались парусом.

Андрей никак не прокомментировал эту фразу. Он, в отличие от Веры, очень хорошо знал и понимал эмоциональную и очень ранимую, самолюбивую Соню. Он знал, что она не скоро успокоится, и даже ждал от нее каких-то действий, писем, записок, телефонных звонков. Однако ничего подобного с ее стороны не последовало, напротив, Соня тактично удалилась в тень, но зато ее можно было видеть практически каждый вечер именно в том месте (в ресторане, на выставке, в театре, просто в центре города, в прогулочной его части), где бывали они с Верой. Она не лезла им на глаза и всегда находилась где-то в стороне, однако — в обозримом пространстве. И они не могли не чувствовать, что она следит за ними, ходит по пятам. Взгляд ее неотрывно был привязан к ним, таким счастливым и свободным в своих чувствах. Вернее, так было на первых порах их отношений, когда Андрей понял, что он страстно влюблен в Веру,