— Пожалуйста, скажи мне, что мы скоро вернемся в Италию, Марчелло. — Елена отложила вилку и сделала глоток мимозы. — Этот нью-йоркский воздух такой душный, и я клянусь, что мои волосы в такую погоду хуже поддаются укладке.

Сэйнт закатил глаза.

— У тебя идеальные волосы.

— Только потому, что я трачу часы по утрам, пытаясь их укротить.

Я хмыкнула и откусила кусочек круассана. Бранч был единственным временем, когда мы все трое сидели вместе и ели на открытом воздухе на крыше. Чаще всего во время обеда Сэйнт сидел в своем кабинете и работал. А когда его не было, он предпочитал, чтобы мы проводили время наедине — либо на крыше, либо в спальне между простынями. Но он оставался верен своему слову и сдерживал свою доминирующую сторону во время секса. Мне хотелось, чтобы он этого не делал, и я много раз пыталась возбудить в нем зверя. Он был прав. У меня появился вкус к тому, как он трахается, и я жаждала этого каждый раз, когда он прикасался ко мне, и я видела тот же голод в его глазах, когда он был внутри меня. Нам обоим нужно было больше, но я понимала, что теперь, когда я беременна, ему необходимо контролировать себя.

Сэйнт положил салфетку на стол и откинулся на спинку стула.

— Если ты захочешь вернуться в Италию, Елена, то всегда пожалуйста. У тебя есть полный доступ к моему поместью, а также к Императрице. Тебе нет необходимости оставаться здесь со мной и Милой.

Как выключатель, атмосфера из легкой и воздушной превратилась в тяжелую и густую. Я наблюдала, как выражение лица Елены померкло, и на секунду она уставилась на Святого, словно слова ускользали от нее, а затем перевела взгляд на свою тарелку.

— Наверное, это правда, да. Я так привыкла путешествовать с тобой и заботиться о тебе, что даже не поняла, что в этом больше нет необходимости, — она подняла взгляд на меня, — ведь у тебя теперь есть Мила.

В ее тоне прозвучал укор, а в том, как она смотрела на меня через стол, — острая грань.

— Тебе должно быть легче, — сказал он с улыбкой. — Теперь ты можешь путешествовать по миру, не беспокоясь обо мне. — Он взял меня за руку. — Теперь я — проблема Милы. — Он дразняще подмигнул мне, и я улыбнулась. Но что-то подсказывало мне, что это не то, что Елена хотела услышать.

— Ну, — начала Елена и убрала с лица прядь светлых волос, — я всегда хотела поехать в Южную Африку и побыть там достаточно долго, чтобы осмотреть некоторые достопримечательности. — Она посмотрела в мою сторону. — Но Марчелло никогда не задерживается дольше двух дней, поэтому у меня никогда не было возможности съездить в Кейптаун и посмотреть на вид со Столовой горы.

Сэйнт пожал плечами.

— Я никогда не видел в этом городе ничего притягательного. Я бываю там только тогда, когда у меня есть дела.

— Видишь? — Елена игриво приподняла бровь.

— Я свяжусь со своим турагентом и попрошу ее организовать для тебя поездку. — Он поднялся со своего кресла и положил руки мне на плечи. — Если вы извините меня, дамы, я должен позвонить Джеймсу. Есть несколько вещей, которые он должен сделать для меня до своего возвращения.

— Когда он вернется? — Спросила Елена, делая последний глоток мимозы.

— Через несколько дней. — Он поцеловал меня в щеку, и я улыбнулась от любовного прикосновения его губ к моей коже.

Звук шагов Сэйнта исчез позади меня, и когда я убедилась, что мы одни, я посмотрела Елене в глаза.

— Мне очень жаль.

Она нахмурилась.

— За что?

— Мне жаль, что это тяжело для тебя.

— О чем ты говоришь?

— О Святом. — Я откинулась в кресле. — Ты так долго заботился о нем, а теперь, когда я здесь…

— Не говори глупостей. — Она отмахнулась от меня взмахом руки. — Если что, я чувствую облегчение. Как сказал мой племянник, теперь я могу спокойно путешествовать по миру, зная, что о Марчелло позаботятся.

— Я на это не куплюсь. Ты для него практически как мать, Елена.

— Глупости. Я просто сделала то, чего, как я знала, хотела бы моя сестра.

Я скрестила руки.

— Он рассказал мне.

Ее глаза расширились.

— Он рассказал мне о своей матери и о том, почему он так ненавидит своего отца.

Невозможно было не заметить удивленный взгляд в каждой черточке ее лица.

— Значит, у вас был небольшой разговор по душам.

Я кивнула, и Елена отвернулась в сторону, глядя на крышу.

— Ты веришь в это?

Она посмотрела в мою сторону.

— Верю во что?

— В то, что его мать не совершала самоубийства? Что его отец убил ее?

Она слегка откинула стул назад и скрестила ноги, положив ладони на колени.

— Дело не в том, во что я верю. Дело в том, что я знаю. А знаю я то, что моя сестра была не из тех, кто совершает самоубийство. Она была не из тех матерей, которые оставили бы сына одного в этом мире. Она слишком сильно любила Марчелло.

— Значит, ты считаешь, что его отец имеет к этому отношение?

Ее молчаливый взгляд стал еще пристальнее, и тема нашего разговора стала тяжелее.

— Если бы я не верила, что его отец причастен к этому, я бы не помогала Марчелло похитить тебя.

Ее слова задели меня, и я почувствовала, что так и должно быть, тем более что они сопровождались враждебностью, которой я никогда раньше от нее не чувствовала.

Я пошевелилась на своем месте.

— Я не хотела…

— Ты сомневаешься в этом… не так ли?

— Что ты имеешь в виду?

Она улыбнулась, но улыбка не достигла ее глаз.

— Я знаю тебя, Мила. Когда ты чего-то не понимаешь, это поглощает тебя. Возьмем для примера твою любовь к моему племяннику. Сколько раз в прошлом мы говорили о твоих чувствах к нему? Ты не понимала, как можно любить его после того, что он с тобой сделал, и это сводило тебя с ума. А теперь, — она подняла плечи, — с тех пор как он надел тебе на палец кольцо, и ты смирилась с тем, что не можешь изменить свои чувства к нему, у нас с тобой не было ни одного содержательного разговора.

— Это не…

Она подняла руку.

— Все в порядке, Мила. Я знаю, каково это — быть влюбленной. Ничто и никто больше не имеет значения. Весь мир может