Шрифт:
Закладка:
Вы договорились с каким-то предприятием, что вам что-то там продадут. Надо печатать гарантийное письмо. Просим поставить и оплату гарантируем. Сколько экземпляров письма печатать? Ит из э вери сложный квестчен. Одним словом — квестчен всем квестченам квестчен. Один экземпляр — в адрес. Один экземпляр — себе. В ДЕЛО. Дальше ситуация усложняется. Суть ее в том, что на каждом письме должно быть сколько-то виз; постановка визы есть Административный Акт. Замечу, что существенной частью советской — а ныне российской — системы являлась «раздача престижа». Что вообще в обществе циркулирует, как кровь в сосудах? Нефть, электроэнергия, зерно, сталь, цемент, престиж. Большой начальник раздает престиж маленьким. Они его поддерживают, отчасти из благодарности, но больше — в надежде на дальнейшие раздачи. Форма раздачи — не зерно в вагонах, сталь в катанках и полосах, а — право на постановку виз. Или более престижное право — право на взятие экземпляра. Так вот, право на постановку визы имели многие (прямой начальник, следующий начальник, плановый отдел, финансовый отдел, бухгалтерия отдела, бухгалтерия института), а вот право брать себе копию имели не все, а хотели иметь все. Интересно, что естественный и естественно неограниченный аппетит умерялся сознанием того, что больше пяти экземпляров машинка не печатает, а требовать печатать «две закладки» ни у кого язык не поворачивался. Короче, они требовали, мы выли, что «нет экземпляров», и как-то это уравновешивалось. Так и жили. Печатали, сколько лезло в машинку, а потом шли и выли…
А потом похоронили систему, по которой некоторые воют по сей день. Интересно, когда Императора хоронили, тоже выли или нет? Сэй-Сенагон должна это знать. Надо будет спросить, когда увидимся.
Один из наших сотрудников прославился на почве родовспоможения. Дело было так. Однажды в совхозе, вечером, после поля, когда все отдыхали, явился наш старшой и сообщил, что есть интересный наряд за два отгула. Один из сотрудников, некий К., пошел со старшим. Позже стало известно, что он пошел помогать ветеринару принимать роды у коровы. А мы мирно проводили время, которое понемногу шло. Когда вечер спустился на многострадальную землю и упомянутую выше корову, К. вернулся, ни с кем на разговаривая и даже не поворачивая головы (а многие кинулись к нему с расспросами), пересек по диагонали помещение (второй этаж клуба в Чирково, зрительный зал, 30 кроватей, стол, стулья, выпивка), полез под свою кровать, достал из-под кровати бутылку водки и стакан, открыл бутылку, налил стакан, выпил, все это абсолютно молча, размеренными движениями, с остановившимся взглядом, налил второй, выпил, налил остаток, выпил, поставил бутылку и стакан под кровать, лег поверх одеяла одетый лицом вниз и отключился. Так, не шевелясь и ни на что не реагируя, он лежал — надо полагать, спал — до утра.
По-видимому, что прием родов у коровы произвел на сотрудника ВЭИ К. сильное впечатление. Обратите внимание, что ВЭИвец оказался на высоте — роды были приняты, а остальное — мелочи. Думаю, что Сэй-Сенагон с этим бы согласилась.
Однажды — как вы сейчас поймете, очень давно — к нашему директору Н. (это до В.Ф.) явилась наниматься на работу секретарша и запросила 700 рублей. «Голубушка — ответил директор, — да у меня главный инженер получает 200! «Ну и ебись со своим главным инженером», — ответила претендентка и ушла. О ВЭИ ли эта история? Или о нашей идеологии? В отличие от претендентки на должность секретарши, нельзя сказать, что эта история ушла и «след ее простыл», как принято изъясняться в фольклоре. Идеология изменилась меньше, чем кажется. Разумеется, лично с участниками этой истории я не знаком, и есть основания полагать, что это просто анекдот. В этом случае резонно спросить — почему он так живуч?
Однажды директор ВЭИ, В.К., (это после В.Ф. и еще был один по дороге, И.Б.) шел по коридору мимо комнаты отдела информации (в этой комнате работала моя М.А.) Из двери одной из комнат, выходивших в коридор, вышел сотрудник ВЭИ Я.Л.; порывом ветра одновременно ему отвернуло полу халата и захлопнуло дверь в комнату, прищемив дверью полу халата. Директор ВЭИ К., увидев это, улыбнулся и, произнеся «хорошо, что только халат», прошел мимо.
Народ бережно хранил в своей памяти в течение нескольких лет историю о том, что сам директор может шутить как простой смертный. Думаю, что Сэй-Сенагон бы пафоса этой истории не поняла. Ибо император имел жен и любовниц как простой смертный, и все, надо полагать, знали, когда с кем из них и что именно он делал. При этом Империя стояла незыблемо — не менее незыблемо, чем ВЭИ.
Еще об М.А., точнее — о нравах. М.А. очень хорошо работала. То есть, если нам (научным работникам и инженерам) было что-то нужно от отдела научной информации — шли к ней. Найти, где было что-то опубликовано, достать копию, что-то узнать и так далее. В результате к ней стояла очередь, с многими она дружила, все ее любили. А ее сотрудницы, натурально, ее ненавидели. Работать, как она — не могли или не хотели, а завидовать — хотели и могли. По некоторой случайности, важной для дальнейшего, ее стол стоял не так, как остальные десять или около того столов в ее комнате. Те стояли параллельно окнам, а ее — перпендикулярно. Почему так случилось — не знаю. Да это и не важно. А важно вот что. Когда она уволилась, случилось так, что я зашел в ее комнату через 15 минут после того, как она, холодно кивнув, покинула комнату, отдел и территорию ВЭИ. Как вы думаете, что делали ее сотрудницы? Правильно… Я тихо закрыл дверь и пошел дальше по коридору. Не часто в этой жизни меня так выворачивало наизнанку…
Они поворачивали ее стол.
Давайте десять секунд просто помолчим? Хотя Сэй-Сенагон предложила бы сосчитать до десяти и несколько раз глубоко вздохнуть.
Сотрудница К.А. обижалась на то, что замдиректора Т. перестал с ней здороваться, сталкиваясь на территории. «Я же его еще пацаном знала, когда он из женского общежития, из окон первого этажа на улицу выпрыгивал» — сокрушалась она. Зря обижаетесь — заметила бы ей С. - он вовсе не в обиде на вас, он просто перестал вас замечать…
Известно, что
