Шрифт:
Закладка:
Проклятье, Николай Павлович тряхнул головой. Ещё немного и вербовка сорвётся. Бывшему майору ВДВ и в самом деле приходилось умирать и от голода, и от жажды. Самим фактом обезвоживания организма с фатальным исходом его не напугать и не удивить.
– Хорошо, – Николай Павлович кивнул, – попробую объяснить иначе. Представьте себе, что вас как следует накормили, напоили, переодели в лёгкий комбинезон, а потом оставили прямо на полу в пустой комнате. И сколько вы сумеете протянуть в этой самой комнате без еды и воды?
– Неужели вы не обеспечите меня даже ампулой с ядом? – в голосе Геннадия Григорьевича проскользнул сарказм.
– Ядом мы вас обеспечим. Только, опять же, никакой гарантии: он либо сработает, либо нет.
– Какова вероятность, что яд, всё же, сработает?
– Пятьдесят на пятьдесят, – тут же ответил Николай Павлович.
– А если получится, то я вновь стану полноценным человеком? То есть, смогу ходить, бегать, стрелять, бить недругам морды и любить женщин. Никаких палочек и костылей. Я правильно вас понял?
Во чёрт, Николай Павлович отвёл глаза, ещё один очень неприятный вопрос. Однако чуйка старого вербовщика категорически запретила врать.
– То, что вы перечислили, – максимально возможный вариант, – нехотя произнёс Николай Павлович. – Вполне возможны и промежуточные варианты. Поймите главное – тут уж как карта ляжет. Наши головастики могут только гадать. Есть некая область возможностей от медленной мучительной смерти и до полного исцеления. Но что в итоге получится, – Николай Павлович пожал плечами. – Как я уже говорил, полное исцеление – это побочный результат. Будь вы здоровым человеком, то мучительная смерть вам бы не грозила, но и лечиться столь странным образом вам также не пришлось бы.
– Странное, очень странное дело вы предлагаете, – морщины на лбу Геннадия Григорьевича собрались в одну большую складку.
Николай Павлович тайком скрестил за спиной пальцы. По крайней мере, удалось объяснить, что столь странное предложение не грандиозный розыгрыш. Хотя, нужно признать, очень даже на него похоже.
– Я не собираюсь на вас давить и требовать немедленного ответа, – Николай Павлович заговорил вновь. – Могу предложить вам на раздумья три дня. Хотя нет, пусть будет неделя. Обмозгуйте всё как следует и примите решение. Да, да, именно так мы и сделаем – я позвоню вам в следующий четверг. Но это, – Николай Павлович вновь стал очень серьёзным, – должно быть окончательное решение.
Врать не буду: с добровольцами у нас негусто. Хотя… Говоря откровенно, паршиво, – Николай Павлович махнул рукой. – Но и возиться с тем, кто всё сомневается и никак не может решиться, мы тоже не будем. Тут либо в прорубь с головой, либо сиди на берегу и не пищи. На этом разрешите раскланяться.
Разговор закончен. Потенциальный доброволец пусть думает. Николай Павлович было поднялся с табуретки, но тут левая рука Геннадия Мастэна ухватила его за отворот рукава.
– Подождите, – тихо произнёс Геннадий Григорьевич, – я согласен.
– Почему? – удивлённый возглас сам собой вырвался из груди, Николай Павлович опустился обратно на табуретку. – Вы уверены? К чему такая спешка? Ведь пятьдесят на пятьдесят и всё такое.
Ответа не последовало. Вместо этого левая рука Геннадия Григорьевича извлекла из складок простыни старую безопасную бритву. На тонкой стальной пластинке с очень острыми краями можно заметить наполовину стёртую надпись «Нева».
Николай Павлович недовольно нахмурился. Это только по сравнению с очень старыми опасными бритвами пластинки для станков называют безопасными. На самом деле они очень даже опасные. Дело гораздо хуже, чем казалось ещё пять минут назад.
– Поймите меня правильно, Николай Павлович, – Геннадий Григорьевич виновато отвёл глаза. – До той самой проклятой аварии я жил полноценной жизнью. Да, мне приходилось рисковать собственной шкурой, зато взамен я получал массу эмоций и адреналина. Командировки в медвежьи углы и «горячие точки». Обучение новобранцев и трудные походы на грани. Это только кажется, будто уж или гадюка противны на вкус. На самом деле это не так. Ну, не совсем так. Когда ты не жрал неделю, то эти гады божьи кажутся амброзией, пищей богов. Такого удовольствия от еды я не получал ни в одном ресторане.
Я сотрудничал с учёными, выявлял пределы возможностей человека и раздвигал их. На мне и с моей помощью обкатывали новые методички, новое оборудование и уточняли старые данные. А дома меня ждала красавица жена и трое детей, почти четверо. После похода на выживание и колючей лесной подстилки по-особенному приятно заснуть на мягкой тёплой постели в обнимку с любимой женщиной.
В тот злосчастный день два года назад моя жизнь крутанулась на семьсот тридцать градусов. Некогда огромный мир сжался до размеров этой палаты. Мне даже в сад выйти и то проблема. Это же целая логистическая операция получается. Из развлечений остались только книги и телевизор. Да и они, честно говоря, давно приелись.
Рука Геннадия Григорьевича вернулась на белую простыню, но Николай Павлович так и остался сидеть на табуретке. На душе у бывшего майора ВДВ, как говорится, накипело. В первую очередь он жаждет выговориться.
– Старуха-смерть жестоко отомстила мне. Боже, – Геннадий Григорьевич закатил глаза, – сколько раз я бывал на краю гибели. Господь ведает, сколько раз мимо меня в опасной близости пролетали пули и осколки, сколько раз мне удавалось очень вовремя заметить мины и растяжки. Я разозлил старуху-смерть до белого каления. В отместку она забрала мою жену и детей. Однако меня самого так и не убила, а вновь оставила жить.
За два года я так и не смог ни привыкнуть, ни приспособиться к монотонному существованию в этой палате. У меня даже не получилось «переселиться» в Интернет, хотя Сильвестр Игоревич, это наш главврач, обеспечил меня хорошим ноутбуком и круглосуточным доступом. Вот почему я уже два раза пытался покончить с собой.
Во даёт! Николай Петрович выпрямил спину. Как-то не верится, что тот, кто умел цепляться за жизнь всеми конечностями и зубами для полной гарантии, целых два раза пытался покончить с собой.
– Верите, нет, – Геннадий Григорьевич вновь приподнялся на левом локте, от волнения его щёки стали красными, – в «Липках» я не один такой. Инвалиды, особенно бывшие боевые офицеры, нередко пытаются свести счёты с жизнью и тем самым разом покончить с унылым и серым существованием. Поэтому медицинский персонал
