Шрифт:
Закладка:
Земля без деревьев
К началу 1863 года по всему региону уже происходило интенсивное уничтожение лесов, хотя в разных местах оно начиналось не одновременно. Как вспоминал Томас У. Хиггинсон, в начале года федеральные войска из соображений «безопасности» вырубили лес, окружавший Джексонвилл, Флорида, в радиусе двух миль. В округе Стаффорд, Виргиния, армия федералов потратила на строительство фортов очень много древесины. По словам солдата-янки Остина Стернза, весной 1863 года вокруг лагеря не осталось ни единого дерева. Вскоре после этого некий журналист сравнил округ Стаффорд с голой тундрой, где не осталось ничего, кроме черной выжженной земли, более всего напоминавшей скаковую дорожку в сельской местности. Иногда лес уничтожали намеренно – этим занимались обе армии, – а иногда он становился случайной жертвой военных действий[261].
Но что бы ни было тому причиной, исчезновение леса означало уничтожение лесной фауны – млекопитающих, птиц, амфибий и рыб – и появление прогалин, где царила зловещая тишина. Хуже всего пришлось сосновым лесам, в особенности тем, что росли на склонах гор – в том числе гор вокруг Чаттануги, на которых осенью 1863 года армия федералов вырубила бо́льшую часть деревьев. В лесистых регионах, где течет множество мелких ручьев, вырубка леса может привести к усиленному заиливанию. Осенью 1863 года генерал-майор армии США Улисс С. Грант с огорчением говорил о таком заиливании водоемов в окрестностях Чаттануги, где ручьи несли вниз с горных склонов большие объемы грязи. Всего за несколько лет войны было уничтожено столько деревьев, сколько в мирной жизни срубили бы за десятилетия. Самая большая концентрация вреда пришлась на районы наиболее ожесточенных боев – таких, как Северная Виргиния и Центральный Теннесси[262].
Уничтожение леса создало идеальные условия для образования настоящих океанов грязи. За сутки взрослое дерево некоторых пород «выпивает» из почвы сотню галлонов воды. В результате вырубок земля оказалась перенасыщена влагой. Начиная с первой же военной зимы любой крупный лагерь стоял в грязной луже. Постоянные марши и маневры означали, что тысячи солдат снова и снова утаптывали землю, создавая все условия для возникновения новых луж. Стоило пройти дождю, как земля превращалась в грязь. Военные повозки застревали в этой грязи, и их приходилось бросать. Лошади проваливались в грязевые ямы по самый круп и порой тонули в них на глазах у пораженных зрителей[263].
Природа грязи бросала вызов литературным способностям военных. Майор-конфедерат Роберт Стайлз наблюдал, как из колыхающейся трясины выпрыгивали зеленые лягушата. Он признался, что никогда такого не видел. Рядовой-янки Дж. М. Годоун писал о «грязевых хлябях». На любой войне грязь однозначно снижает боевой дух и способствует распространению инфекционных заболеваний, таких как столбняк и сибирская язва. В случае Гражданской войны для борьбы с грязью требовалось еще больше древесины: иными словами, возникал замкнутый круг. Янки рубили деревья, чтобы прокладывать гати. Даже солдаты-мятежники использовали молодые деревца и подлесок для строительства мостов над грязевыми ямами. Печально известен «грязевой марш» генерала Эмброуза Бернсайда, когда в январе 1863 года он два дня водил армию США по топким окрестностям Фредериксберга, Виргиния, – одному из тех мест, которые значительно пострадали от вырубки[264].
Финансовые убытки от такой вырубки не поддаются подсчету, идет ли речь об уничтожении лесов или о разорении ферм. Приведем всего один пример: для строительства форта Роузкранс армия США уничтожила приблизительно 200 акров леса к северу от Мерфрисборо, Теннесси. Солдат-янки, проехавший через город в апреле 1863 года, увидел, что исчезли даже заборы возле домов. Часть использованной для строительства древесины принадлежала Уильяму Мерфри, потомку основателя города. Солдаты-янки вырубили также примерно 100 акров леса с его 610-акровой плантации, оцененной в 1860 году приблизительно в 45 000 долларов. Сумма нанесенного Мерфи ущерба тоже исчислялась тысячами долларов. Он задокументировал свои убытки и потребовал компенсации, однако даже к декабрю 1863 года местная комиссия еще никак не реагировала на его обращение. Мерфи полагал, что никогда не получит денег[265].
Вырубка лесов напрямую угрожала здоровью местного населения. С их исчезновением белые южане теряли доступ к лечебным растениям – таким, как агератина, высоко ценившаяся за свои лечебные свойства. К осени 1861 года жителям региона уже пришлось искать альтернативные решения. Некоторые южане делились своими открытиями в газетах: по их словам, настойки из корней шиповника, дикой вишни и дуба почти не уступали хинину. Снова стали пользоваться популярностью старинные народные рецепты, сохранившиеся по большей части благодаря женщинам. Житель Коламбуса, Джорджия, обнаружил, что корнем персикового дерева можно заменить каломель и винный камень – этим методом, по его словам, пользовались «пожилые дамы»[266].
Психологические последствия вырубки леса также были очень тяжелыми. Деревья играли важную роль в качестве носителей памяти – например, потому, что местные жители иногда вырезали на стволах свои имена. Белые жители округа Калпепер, Виргиния, с болью смотрели на уничтожение деревьев, которые они помнили с детства, и не скрывали «скорби», когда северяне принялись срубать их кедры. Джон Спенс наблюдал, как солдаты Федерации вырубали леса для строительства укреплений возле его дома в Теннесси. По его словам, после вырубки земля представляла собой уродливую пустошь без опознавательных знаков, где все «изначальные приметы» исчезли на многие мили во всех направлениях. Дочь Уильяма Мерфри, писательница Мэри Ноэй Мерфри, во время войны была еще подростком, и все пережитое оказало большое воздействие на ее формирующуюся личность. В ее автобиографическом романе «Там, где шел бой» («Where the Battle Was Fought») действие происходит в 1871 году в Теннесси. Книга начинается с описания разоренного войной безликого ландшафта, в котором отсутствуют деревья, кусты и заборы[267].
Тем не менее офицеры-конфедераты все еще верили, что белые южане должны пожертвовать свои леса и другие ресурсы во имя победы. В 1862 году, когда хирург Фрэнсис П. Порчер начал собирать материалы для своей книги «Богатства полей и лесов Юга» («Resources of the Southern Fields and Forests»), он не раз расспрашивал местных жителей о травах и деревьях, а также о том, как растения могут помочь в условиях нехватки медикаментов. При этом Порчер подчеркнул, что его опубликованная в 1863 году книга предназначалась для солдат, а не для мирного населения. Он как будто игнорировал тот факт, что армия Конфедерации уничтожала ценнейшие лесные богатства. Другие офицеры обращались к мирным жителям, требуя от них еще бо́льших жертв во имя общей цели, – например, публиковали в газетах призывы жертвовать армии древесную кору для медицинских целей. Генерал-майор Томас Хиндмен призвал жителей Арканзаса вырубить все росшие вдоль дорог деревья с тем, чтобы замедлить продвижение неприятеля. При необходимости, заклинал он, «сжигайте все»[268].
В 1863 году у гражданского населения не осталось ни малейших иллюзий относительно того, как армия использует древесину. Какими бы ни были их политические взгляды, мирные жители не одобряли поведение солдат-мятежников. Майра Картер,
