— Ничего я не знаю! — по-бараньи, упрямо набычился упитанный сверх всякой меры Николай. — Поехали быстрее к телефону, посмотрим еще, кому будет хуже!

Быстро накидав протокол осмотра и заставив расписаться в качестве понятых двух забулдыг, имевших на руках документы, я пристегнул пивного хама к боковой потолочной ручке. Заодно эти же любители пенного напитка расписались еще в трех пока еще пустых бланках. Даже не задав ни одного вопроса по поводу отсутствия в них текста.

Повёз я несговорчивого крановщика не в райотдел, а сразу в суд.

Прекрасно понимая, что будет, когда Баранов переступит порог РОВД и попросит дежурного или помдежа сообщить Тютюннику о своём доставлении в камеру, я решил показать упрямцу, кто есть кто.

Подъехав к Октябрьскому нарсуду, я быстро и прямо в машине заполнил протокол о мелком хулиганстве и два объяснения свидетелей. И без того моя сговорчивая совесть была чиста. Слова, которыми баранов крыл лезущих без очереди в кормушку пивнухи страждащущих граждау, были далеки от нормативной лексики.

— Распишись вот здесь! — сунул я протокол с авторучкой матершиннику, — А вот здесь напиши, что больше такого не повторится! — указал я на графу «объяснение нарушителя». Или не подпущу к телефону!

Кривя лицо и, очевидно, надеясь на помощь всемогущего Тютюнника, гражданин Баранов начертал в протоколе требуемое.

В суд мы вошли, как молодожены в загс, рука об руку. Узнав в канцелярии, кто из судей сегодня дежурит, я повел пивного властителя в нужный кабинет. Пристегнув его к трубе у подоконника, я направился к нарсудье Кравченко М. Д.

Я даже постучался перед тем, как войти. Но всё равно получилось не совсем удобно. Две женщины средних лет, склонившиеся над столом, рассматривали прозрачную упаковку с теми самыми немецко-фашистскими колготками, из-за которых уже который день так немилосердно лихорадит наш Октябрьский РОВД.

— Что вам нужно? — по-судейски строго поинтересовалась у меня одна из тёток.

— Я к вам, товарищ судья, и вот по какому делу! — по-булгаковски не стал рассусоливать я, — Пришел узнать, не нужны ли вам чулочно-носочные изделия производства ГДР? Примерно такие же, как те, которые вы сейчас в ящик стола положили.

Обе тётки застыли, глядя на меня выпученными глазами. Хорошо еще, что на мне сейчас было милицейское обмундирование.

— Ну и попутно я вам «мелкого» привёз, чтобы рассмотреть его! — продолжал грузить я не оправившихся от растерянности дам, — Но предложение касательно пары колготок, в любом случае, в силе!

— Вы кто? — задала вопрос, начавшая приходить в себя брюнетка, сидящая под гербом РСФСР, — Мелких я уже давно рассмотрела! Вы из Октябрьского?

— Из Октябрьского! Следователь Корнеев! Сергей Егорович! Рекомендую! — со всеми подробностями подтвердил я её предположение и даже склонил голову, — Этого мелкого я специально отдельно к вам привёз, чтобы сутки для него попросить! Скандалист он редкостный и матершинник редкостный!

— А что, теперь мелких хулиганов следователи в суд конвоируют? — вступила в разговор вторая мадам, насмешливо рассматривая меня.

— Именно так! — на всякий случай снова подтвердил я предположение судейской подруги или коллеги, — Я бы к таким красивым женщинам почел за честь каждый день мелких хулиганов конвоировать! — плотоядно осмотрел я обоих судейских барышень.

— Вы, лейтенант, взяли бы себя в руки! — сделалась строгой брюнетка, — Вам тут не ваш райотдел! Вы в суде находитесь! — ледяным голосом напомнила она мне.

— Ваша правда, товарищ судья! — не стал я спорить со служительницей советской Фемиды, — Но что делать, если от вида красивых женщин я теряюсь? Мелкого заводить?

Женщины переглянулись и я решил воспользоваться их заминкой.

— Ему бы суток десять вынести? — вопросительно и с почтительностью произнёс я, — Он и на пятнадцать наматерился, но хотя бы десять⁈

— Две пары колготок! — недрогнувшим голосом нахально произнесла вторая судейская, не обращая внимания на укоризненный взгляд брюнетки.

— Три и пятнадцать суток! — вступил я в торг, — тоже обходя взглядом Кравченко М. Д., коря себя за то, что не удосужился заранее узнать её имя-отчество.

— Веди, Корнеев, своего «мелкого»! — уверенно распорядилась та, которая не Кравченко М. Д.

Торопясь, чтобы хозяйка кабинета не прервала и не порушила нашу торговлю, я стремительно покинул кабинет. Крановщика-сквернослова я нашел там же, где и оставил. У батареи. До того, как отстегнуть Баранова, я заглянул в соседний кабинет и узнал у секретаря, что судью Кравченко зовут Мариной Дмитриевной.

Через минуту мы с нецензурным пивником стояли перед строгой жрицей правосудия, которая зачитывала мой протокол.

Уверенности, что Марина Дмитриевна ввалит Баранову десятку, у меня не было. До того момента, как тот начал намекать ей, что лучше бы ей не принимать необдуманных решений. Поскольку майору Тютюннику, занимающему должность начальника уголовного розыска, это может не понравится.

Из судейского кабинета мы вышли с бумагой определяющей незавидные перспективы крановщика Баранова на ближайшие полмесяца.

— Не забывайте нас, лейтенант! — уже в спину бросила мне партнёрша по торгу, — Когда вас ждать?

Я твёрдо пообещал, что на неделе выполню свою часть обязательств. После чего с максимальной приветливостью улыбнулся обеим дамам. Отметив непроходящую суровость на лице судьи Кравченко.

— Ну что, Баранов, помогли тебе твои ляхи? — задал я вопрос пивнику-похабнику, когда мы уселись в «шестёрку» каждый на своё место.

Административно-арестованный то ли не понял моего вопроса, то ли затаил на меня обиду и не счел нужным ответить. Меня его молчание совсем не устроило. Мне нужна была информация. Иначе ради чего вся эта канитель⁈

— Ты, Баранов, меня не зли! — обернулся я к до крайности расстроенному молчуну. — Я своё обещание выполнил и в ТОРГ позвонить тебе дал. Так что жало плющить в мою сторону у тебя оснований нет! Приедут в приёмник, заберут ключи от твоей помойки и оставшееся пиво до конца дня реализуют. Другое дело, что излишки могут в бойлере обнаружить, но это уже не моя вина! Тебе дураку надо было с самого начала мне всё рассказать. Торговал бы сейчас и горя не знал бы!

— А, если я сейчас расскажу? — воспрял туповатый пивник, — Отпустите?

— Не отпущу, — разочаровал я носителя кровавых знаний, — Во-первых, это будет урок тебе на будущее, Баранов! Следователи, чтоб ты знал, люди очень восприимчивые и душой ранимые! Поэтому обид не прощают! А во-вторых, ты и так мне сейчас всё расскажешь. Потому что, если не расскажешь, то на пятнадцать суток ты будешь ходить, как на работу! Выйдешь из приёмника, поторгуешь неделю в своём ларьке и опять на сутки! Не сомневайся, я тебе это обеспечу. И никакой Тютюнник тебя не спасёт! Начинай рассказывать, сука!

Я завёл двигатель и мы поехали в спецприёмник для суточников.

После обстоятельного повествования ларёчника Баранова, я перестал сомневаться в раскрытии пореза. Фамилии и адреса злодея он мне не назвал, но его подробные приметы и трёх его собутыльников подсветил качественно. Теперь поднятие пореза, есть дело техники и времени.

Из приёмника, сдав Баранова, я поспешил в РОВД. Отзвонившись от дежурного в свою ОДЧ, я получил указание срочно прибыть в райотдел. Работный народ уже потянулся с заводов и фабрик после первой смены по домам. И далеко не у всех дом их встретил благополучием. Со слов дежурного, по ноль два прошли два сообщения о квартирных кражах.

Без обеда и до самых сумерек, мы с опером Челышевым и экспертом-криминалистом Сытниковым обрабатывали обнесённые квартиры. Со всем тщанием и старательностью. По пути в райотдел, я заехал в знакомый гастроном за харчами и от голодухи затарился с троекратным превышением нормы. Однако сразу поесть мне не дали.

— Там херня какая-то! — зашел ко мне в кабинет Чаплыгин, когда уже закипал чайник, — Баба пришла износ заявлять, но как-то всё мутно там. Дежурный прокурорским отзвонился, но всё-таки послал за тобой. Ты поговори с ней предварительно?

Тяжко вздохнув, я поднял трубку внутренней линии и велел доставить потерпевшую в свой кабинет. Спускаться вниз мне категорически было лень.

Через несколько минут помдеж привёл женщину лет, примерно, сорока. Фигурой и внешностью не вызывающую желаний наброситься на неё с низменными умышлениями. Но, как говорится, на вкус и цвет…

Выгнав любопытствующего помдежа, я принялся тиранить униженную и оскорблённую на предмет деликатных подробностей.

Ситуация, действительно, вырисовывалась неоднозначной.

Уставший после работы супруг Анны Ивановны Колывановой после ужина начал ковыряться в барахлившем телевизоре. Скоро должны были передавать прямую трансляцию футбола, а их «Рекорд» привычно барахлил, выдавая вместо картинки унылую рябь.

Не рискуя нарваться на нарастающее раздражение мужа, Колыванова не стала посылать его с мусорным ведром на помойку. Она, как и была