Шрифт:
Закладка:
Она откинулась на спинку кресла, внимательно глядя на меня. Я выбил почву у нее из–под ног. Она больше не могла найти никаких возражений.
– Ладно, вот только бы ты не смылся, пока я не смогу видеть.
Я вновь улыбнулся ей.
– Даже если я и захочу, у меня не будет такой возможности.
Идея заключается в том, чтобы нам все время быть вместе. – Я сделал паузу, а затем добавил, глядя на нее в упор: – даже ночью… это входит в условие договора.
Фел загоготал.
– Вот это по мне, парень! Братишка! Вас два сапога пара!
Рея неожиданно улыбнулась жесткой, холодной улыбкой, но тем не менее улыбнулась.
– Договорились, – сказала она. – Ладно, мы согласны.
Я медленно и глубоко вздохнул с облегчением.
– Хорошо. Теперь давайте условимся насчет остального, а потом я поеду домой. Во–первых, вы оба надеваете перчатки. Это очень важно. Если вы оставите хотя бы один отпечаток в пентхаузе Фремлина, не будет никакого миллиона. – Взмахом руки я указал на сумку. – Я прихватил наряд для Фела. Взгляните.
Фел открыл сумку и достал парик, очки и пиджак. Ухмыляясь, он надел парик и очки и стал рассматривать себя в зеркале.
– Ух ты! Классно! Я даже сам себя не узнаю.
Я посмотрел на Рею.
– Убери волосы под косынку, купи себе такие же очки, надо спрятать твои зеленые глаза. После дела сразу же переодевайтесь. Купите дешевый чемодан, уложите в него все свои вещи и выкиньте где–нибудь в безопасном месте. Пусть этим займется Фел… вы поняли?
Она кивнула. Теперь она казалась далеко не такой враждебной, как раньше, и я понял, что и она проглотила приманку.
Я постучал пальцем по лежавшей на столе бумаге.
– Здесь все написано, – сказал я. – Все, что я вам говорил. Перечитайте несколько раз, пока не выучите на память каждый ход, потом уничтожьте. – Я встал. – Как будто все. Завтра вечером в десять тридцать. – Я опять взглянул на Фела. – Помни же, по лицу, а не по голове. Бей сильней, чтобы выглядело убедительно.
Он сделал гримаску.
– Лучше тебя, чем меня.
Я остановился в дверях и оглянулся на них.
– Лучше остаться без двух зубов, чем без миллиона долларов, – сказал я и вышел.
Глава 7
Четверг прошел так, как и следовало ожидать. Я нервничал, несмотря на старание держать себя в руках, и Сидни, жужжавший и мельтешивший вокруг, чуть не свел меня с ума. Он без конца выскакивал из своего кабинета, крутился по залу, бросая на меня заговорщицкие взгляды, а потом снова исчезал. Терри, конечно, почувствовал, что происходят какие–то события, и следил за мной недобрым, настороженным взглядом.
Наконец я решил прекратить это. Я вошел в кабинет и закрыл за собой дверь.
Ради бога, Сидни, надо же сдерживаться. Ты ведешь себя так, словно сбежал от Марии.
Он широко раскрыл глаза.
– Я? Я спокоен, как епископ. Как тебя понимать?
– Спокоен, как епископ, который нашел у себя в постели девчонку.
Он захихикал.
– Ну, может быть, я самую–самую чуточку возбужден. Я просто не могу дождаться вечера! Ты будешь в абсолютном восторге.
– Потерпи до вечера и перестань мельтешиться вокруг меня.
Терри грызет ногти от любопытства.
Он понял намек и весь остаток дня не показывался из кабинета, но, уходя в шесть часов, не смог удержаться и подмигнул мне. Я ответил ему хмурым взглядом, и он удалился немного смущенный.
Терри немедленно встал и приблизился ко мне.
– Из–за чего такое волнение? – спросил он. – Он весь день прыгает как шарик на резинке. У вас что–нибудь затевается?
Я начал убирать на столе.
– Почему ты не спросишь у него? Если он захочет, чтобы ты знал, то, конечно, скажет.
Терри оперся ладонями о стол и наклонился вперед. В его глазах светилась ярость.
– Ты меня ненавидишь, правда?
Я встал.
– Не больше, чем ты меня, Терри, – сказал я и через зал направился в туалет.
Десятью минутами позже я ехал домой. Через неделю, а может быть и раньше, говорил я себе, я буду в Антверпене, занятый переговорами с одним из крупнейших в мире торговцев бриллиантами. Я предложу ему десять камней покрупнее, но не самый большой. Его я собирался отвезти в Хаттон Гарден в Лондоне. Уолсес Бернстейн давно просил меня подыскать камень высшего класса. Он намекнул, что он предназначен для одного из членов королевской семьи. Я не сомневался, что он с руками оторвет большой камень, не споря о цене. Потом из Лондона в Антверпен, затем в Гамбург и, наконец, в Швейцарию. К тому времени я буду обладателем миллиона долларов. Эта сумма, вложенная в восьмипроцентные облигации, обеспечит мне пожизненный доход в восемьдесят тысяч долларов. Я обращусь за швейцарским видом на жительство для иностранцев, уплачу налог, и буду устроен на всю жизнь.
Я был доволен тем, как повел себя с Реей. Теперь я не сомневался, что она перестала относиться ко мне с подозрением, а это было очень важно. Услав ее во Фриско, а Фела в Люсвил, я обеспечил себе свободу маневрирования.
Многое теперь зависело от того, вызовет ли Сидни полицию после ограбления. С ним необходимо проявить крайнюю осторожность. Он будет в ужасном состоянии и разъярен до бешенства. Когда он такой, он с трудом поддается контролю. Нужно будет предостеречь его и не один раз, что если делом займется полиция, Том Люс, наверняка, узнает о случившемся. Все зависело от того, что перевесит: ярость Сидни или его страх перед Люсом, и я делал ставку на второе.
В четверть седьмого я поднялся к себе. Вспомнив, что предполагается, будто я обедаю с Джонсонами, я принял душ, побрился и переоделся в темный костюм. Хотя я проделывал все это медленно, у меня все–таки оставалось еще три с половиной часа для начала акции.
Я налил себе почти неразбавленного виски, включил телевизор, но не мог сосредоточиться и выключил его. Я бродил взад и вперед по комнате, волнуясь и нервничая, то и дело поглядывая на часы. В желудке поднималась смутная тошнота, но виски прогнало это ощущение. Ни с того, ни с сего я вдруг вспомнил Дженни. Повинуясь внезапному побуждению я решил поговорить с ней. Полистав записную книжку, я нашел телефон городской больницы Люсвила и позвонил.