Шрифт:
Закладка:
Удивительно, кстати, что смарт не сняли. Еще и ограниченный допуск выдали. Предчувствуя подвох, Саймон не удержался и запустил осторожный поиск систем наблюдения.
Барьеры, поставленные вокруг учетной записи пленного, военная техника обошла достаточно шустро и при этом тактично: ни к чему было тревожить протоколы безопасности и оставлять следы в Сети. Время поджимало, полноценную трассировку сделать не вышло, но результат все равно впечатлял. Судя по всему, граждане пираты просто отключили все датчики внутри корабля. Зачем?!
Версий у Саймона хватало. От принципиального раздолбайства и свободолюбия всей местной банды, не признававшей никакого контроля – что выглядело неубедительно, учитывая наличие бывших военных в рядах, – до уже приходившей на ум перепланировки и реорганизации судна. Последнее могло оказаться ближе к истине. Если на «Группере» велись какие-то масштабные работы, то древние системы древней машины, не являющиеся критичными для выживания, просто отъедали нужные ресурсы. Логично, что их держали в гибернации.
Смарт печально моргнул последним уведомлением и умер. С ним Саймон терял последние глаза и уши – фигурально выражаясь, конечно. Теперь, без лоцманского чутья и без данных, предоставляемых Сетью, он чувствовал себя голым и беззащитным. Словно пещерный человек.
И методам взаимодействия с миром требовалось измениться соответственно. Большинство повреждений уже успело зажить – слава современной медицине! – но Саймон не спешил менять ковыляющую походку. Более того, он ссутулился (чего не делал вообще никогда, несмотря на значительный рост), склонил голову к плечу и слегка отвесил челюсть. Катастрофически не хватало зеркала, желательно в полный рост.
Надеясь, что выглядит не карикатурно, лоцман боком выбрался из ниши и уже неспешно, но деловито похромал дальше. Он на этом корабле не чужой, у него дела. Навстречу идут: привет, парни; добрый день, леди. Не надо озвучивать, кивка достаточно. Такие же кивки в ответ. Отлично, он слился со средой, стал ее частью.
Но походки, конечно же, было мало. Спустившись по архаичному трапу на палубу ниже, Саймон обнаружил не то импровизированную прачечную, не то общехозяйственное помещение. Главной ценностью оказались пласталевого цвета штаны с накладными карманами, футболка с абстрактным принтом и бежевая ветровка. А когда в дальнем закутке он наткнулся на зеркало, раковину и шкафчик с мыльно-рыльным барахлом, лоцман окончательно уверился: ему везет.
Уверился, конечно же, зря. Накатывая с неотвратимостью прилива, тушу «Группера» встряхнула сирена. Гнусавый звук впился в перепонки, не давая ни малейшего шанса остаться в неведении: «Вставай! Беда! Пожар! Враги!» Или, что вероятнее, побег важного пленника.
Иллюзии снова попытались завладеть Саймоном: может, дело не в нем? Может, учебная тревога? Но в этот раз он перехватил их на подлете, сбил на пол и затоптал. Трудно работать с реальным миром через призму когнитивных искажений: все равно что шагать наугад. Особенно с отключенным чутьем.
Суетиться не стоило. Стараясь, чтобы пальцы не дрожали от паники, лоцман выудил из шкафчика дешевый триммер. Тот оказался заряжен на треть, но этого должно было хватить с лихвой: аккурат сбрить упрямые черные волосы с висков. А повязав найденную тут же пеструю, но уже слегка выцветшую тряпку в роли шейного платка, Саймон стал самым нонкомформистским нонконформистом на всем корабле. Не хватало только «живых» татуировок на лице и каких-нибудь выразительных имплантов.
Вслед за «нонконформизмом» по цепочке ассоциаций пробежало еще одно слово. Вернее, имя: «Магда». Крепко зажмурившись, Саймон дал себе несколько секунд порефлексировать. С побегом он, конечно, опростоволосился; впрочем, спишем на травму и вызванное ей помрачение разума. Но какова Туристка! Любопытно было бы однажды проникнуть за искрящуюся броню иронии в этом изумрудном взгляде, познать в нем добро и зло, поверить алгеброй гармонию…
От этой мысли по загривку прошуршал отряд мерзких, липких лапок – никак не меньше взвода. Ощущение вызвало гадливость, прежде всего по отношению к самому себе. Саймон никого и никогда не впускал в свою «Внутреннюю Монголию», кроме людей, которые декларировали и демонстрировали, что им туда особо и не надо. Даже думать о том, чтобы повести себя иначе с другим живым человеком, обманом или ухищрением забраться за редуты и срисовать карту уязвимых тылов… Святой фон Браун, избавь от лукавого!
Сирена понадрывалась еще, а потом утихла. Понятное дело: все, кто имел в деле интерес, получили уведомления на смарты, а звуковой сигнал лишь подстегнул бдительность. Лоцман аккуратно собрал волосы, усыпавшие раковину, в кучку и в несколько движений перекидал их в утилизатор. Конечно, наследил он в любом случае, но хотя бы на первый взгляд всему полагалось выглядеть чисто.
В бок толкнулось что-то жесткое. Похлопав по карману ветровки, Саймон выудил из него смятую форменную кепку. По тулье бежала затертая вышивка: «Ilmerainen»[65]. Тоже вариант.
Он вдохнул, выдохнул. Попробовал потянуться к планетарной массе, почувствовать хоть что-то. Пустота в затылке, ставшая пугающе родной, молчала. Ладно, придется импровизировать.
В этот момент в комнату вплыло фиолетово-оранжевое пятно.
Часть мозга Саймона, та, что досталась от далеких рептильных предков, среагировала правильно: отключила любую рефлексию и дала команду коленям. Впрочем, другая часть, унаследованная и развитая от высших приматов, перехватила контроль сразу после того, как тело рухнуло за укрытие. Лоцман снова повторил дыхательное упражнение, встал и сказал:
– Здравствуйте, господин Джахо Ба.
– Здравствуйте, господин Фишер, – эхом откликнулся Моди. Он оперся бедром об стиральную машинку и сплел длинные, изящные пальцы перед собой. – У вас хорошие рефлексы. И вы сбежали от Туристки. Будущий глава Семей с подобными навыками…
Он округлил глаза. Саймон вдруг понял, что ужасно, бесконечно устал. Больше всего ему хотелось упасть обратно, на кучу нестираной одежды. Но пока было нельзя.
– Вы меня нашли. Полагаю, это означает, что Семьям придется подождать? – Образ амбициозного, но простоватого парня требовал шутки.
Моди поверил.
– Вовсе не обязательно, – промурлыкал он, чуть разведя ладони в стороны. – Господин Фишер, мне лестно, что вы все еще помните мое имя. Это вселяет надежду и будит во мне давно и крепко уснувшего альтруиста. Впрочем, надеюсь, вы не верите в альтруизм.
Они обменялись улыбками, об которые можно было порезаться. Моди начинал нравиться Саймону, а значит, бдительность следовало утроить: обаяние в руках подобных типов служило оружием.
– Знаете, наш перелетный дом сейчас на стадии капитального ремонта. – Господин Джахо Ба покачал головой, не то с осуждением, не то извиняясь. – Столько бардака, столько суеты…
