что он, Кларк, может поехать в Москву для продолжения американо-советского диалога. Когда Шульц узнал об этом плане и о некоторых других вещах, о которых он не был информирован, таких как активизация тайных военизированных операций США против Никарагуа и секретный визит заместителя Кларка Роберта Макфарлейна на Ближний Восток, а также о спекуляциях прессы, преуменьшающих роль Шульца и преувеличивающих роль Кларка, Шульц взорвался и предложил свою отставку. Рейган отговорил его.

24 августа Рейган направил Андропову ответ, в котором снова предлагал активизировать диалог, но опять же без конкретных предложений. Эти изменения, произошедшие в июле и августе, не были обнародованы.

В основе всех этих шагов лежало маневрирование для возможной встречи на высшем уровне. Намеки на заинтересованность той или иной стороны появились почти с самого начала работы новой администрации в 1981 году. Ни одна из сторон не хотела выглядеть противником встречи, но обе укрывались в заявлениях о ценности "подготовленной" встречи на высшем уровне. К лету 1983 года эта возможность казалась более значительной, чем в любое другое время, хотя все еще оставалась неопределенной. Сообщалось, что Кларк был против, но Джеймс Бейкер и Майкл Дивер считали, что проведение встречи на высшем уровне до выборов 1984 года будет способствовать Рейгану. Вайнбергер выступал против встречи на высшем уровне, отчасти потому, что подозревал, что она будет включать соглашение по контролю над вооружениями. Шульц спокойно поддерживал эту идею и пытался маневрировать курсом развития отношений в этом направлении, но открыто не настаивал на ней.

 

Растущее советское разочарование

 

В вышеприведенной дискуссии было рассмотрено развитие американо-советских отношений в первые восемь месяцев 1983 года с точки зрения США. Основные события с советской точки зрения часто имели другой аспект. Так, в глазах американцев Соединенные Штаты уделяли особое внимание постепенному процессу небольших шагов по улучшению отношений. С советской точки зрения, главным событием в 1983 году (как и в 1981 и 1982 годах) было постоянное продолжение наращивания американских вооруженных сил, в то время как Советский Союз продолжал предпринимать инициативы в области контроля над вооружениями, от которых он добивался и получал определенные пропагандистские преимущества: одностороннее обязательство не применять ядерное оружие первым, проекты договоров о запрещении противоспутникового оружия и других видов оружия в космосе (проект договора в августе 1981 года и пересмотренный вариант, в значительной степени отвечающий неофициальной американской критике, в августе 1983 года) и другие. Но советские лидеры также стремились вовлечь Соединенные Штаты в серьезный диалог и переговоры, и в этом они не преуспели.

Сдержанность, которую, по мнению новой администрации Андропова, она проявляла с ноября 1982 года, была встречена американским ударом в два счёта в марте 1983 года.Как отмечалось ранее, 8 марта президент Рейган объявил Советский Союз "империей зла", а на самом деле "средоточием всего зла". Две недели спустя, решительно заявляя о своей масштабной военной программе, он добавил новый элемент - призыв к созданию непробиваемой противоракетной обороны на основе новых экзотических технологий - свою речь о "Звездных войнах". Советские комментаторы отреагировали с негодованием и гневом на "звездные войны". А руководство страны отметило совпадение создания новой крупной пропагандистской программы для осуществления политического и идеологического "крестового похода" президента. Но главным камнем преткновения была военная программа администрации. В качестве общего вывода он сказал, что "нынешняя администрация США продолжает идти по крайне опасному пути. К вопросам мира и войны нельзя относиться так легкомысленно. Все попытки добиться военного превосходства над Советским Союзом тщетны. Советский Союз никогда не допустит этого. Пора прекратить придумывать один вариант за другим в поисках наилучшего способа развязать ядерную войну в надежде победить в ней. Делать это не просто безответственно, это безумие". Таким образом.

 

Андропов поставил под сомнение не только искренность намерений Рейгана, но и рациональность предпосылок и выводов его политики.

Что касается конкретной идеи создания защиты от баллистических ракет, он признал ее поверхностную привлекательность, но увидел реальную цель США в "намерении обеспечить потенциал с помощью ПРО для уничтожения соответствующих стратегических систем другой стороны, то есть лишить ее возможности нанести ответный удар, рассчитывая разоружить Советский Союз перед лицом американской ядерной угрозы".      удар, рассчитывая разоружить Советский Союз перед лицом американской ядерной угрозы". Месяц спустя Андропов вновь обвинил Соединенные Штаты в стремлении нанести первый удар и продемонстрировал растущее недовольство позициями, занятыми Соединенными Штатами на переговорах по СНВ и МНВ, а также вновь выразил обеспокоенность тем, что Соединенные Штаты расширяют гонку вооружений в космос..

Реакция Советов была более понятна американцам, чем их реакция на такие вещи, как крестовый поход против коммунизма или называние Советского Союза средоточием зла в мире. Тем не менее, не следует считать, что подобные вопросы относятся только к риторике. Риторика тоже оказывала влияние, несмотря на пренебрежительный (и защитный) комментарий Андропова о том, что советские лидеры были "достаточно реалистами, чтобы не обращать внимания на риторику". Проблема была не в риторике, а в восприятии целей и намерений политики. И в этом контексте оскорбительная риторика заголовков не только нивелировала иногда успокаивающую пропаганду диалога, но и рассматривалась как лежащая в основе и объясняющая то, что воспринималось как действия Америки. Более того, как сказал Андропов всего через несколько дней после отказа от риторики, говоря о призыве Рейгана к "крестовому походу против коммунизма", "Вашингтон не ограничивается одними словами". Он подчеркнул "планы по достижению военного      превосходство над СССР" и "наглое вмешательство в дела других стран". Более того, он приписал американскому руководству желание добиться "мирового господства" и сказал, что "это истинный корень зла, совершаемого в мире" из-за риска ядерной войны.

В противовес этому якобы (и якобы) американскому предположению о возможности войны, Андропов утверждал: "Мы исходим из того, что историческое соревнование двух общественных систем, борьба идей - это вполне естественное явление, вытекающее из факта существования социализма и капитализма. Но мы категорически против того, чтобы это историческое противостояние было направлено против мирного сотрудничества и тем более против перехода в плоскость ядерной войны". Таким образом, вопросы риторики, политической конкуренции и стимулирования гонки вооружений рассматривались как в конечном итоге объединенные. Хотя идеологическое соперничество и конкуренция будут продолжаться в условиях мирного сосуществования государств, ничто не оправдывает ядерную войну. "В условиях, когда всему человечеству угрожает ядерная катастрофа, долг всех, кто имеет дело с созданием

политических решений, чтобы поставить заботу о сохранении мира выше, чем даже все остальное".

Это замечание, конечно, не означало, что Советский Союз будет пассивен в соревновании, но оно отражало важный новый акцент в советской политико-идеологической стратегии, который Андропов озвучил в своей