Арендатор приветливо помахал мне ручкой, а затем, обняв мою жену за талию, вышел вместе с ней на улицу к своему «Вольво», сделанному в Швеции.

Я, конечно, ужасно расстроился из-за этой аренды, но чего не сделаешь в наше время ради того, чтобы выжить.

1998

Выбранные места из разговора Белинского с Гоголем

Недавно я узнал, что некоторые наши критики берут деньги за свои статьи от тех, о ком эти статьи написаны.

Это, говорят, теперь в порядке вещей и, кроме тебя, дурака, уже никого не удивляет. Хм… И я представил…

Вот приходит Белинский к Гоголю и говорит:

— Гоголь, я тебе хочу письмо написать.

— Какое еще письмо?

— Письмо Белинского к Гоголю. Но не простое письмо, а заказное.

— Ну, пиши, — вяло говорит Николай Васильевич. У него как раз сейчас была депрессия, которая всегда возникает у гениев накануне бессмертия.

— Нет, — говорит известный своими революционно-демократическими взглядами критик. — Ты мне скажи, сколько ты мне за это дело заплатишь.

— А сколько ты просишь?

— Вот чудак!.. Я у тебя ничего не прошу. Тебе оно нужнее.

— Это почему?

— Ты, Коля, художник. И большой. Нас с тобой, Коля, в школе будут изучать. Но это потом… А сейчас, Коля, время такое: хочешь стать классиком — плати. Это нынче недешево.

— Да подумаешь! — говорит Гоголь, глядя на мир сквозь невидимые миру слезы. — Мне слава не нужна. Была бы только Русь-тройка да поменьше чичиковых, которые на ней ездят, ею погоняют. России сейчас очень нужен положительный герой и вера в бога.

— Тыща долларов, — говорит наш Белинский, сверкнув глазом.

— За что?

— За то, что я эти твои ошибочные, глубоко реакционные взгляды отрекламирую. Вся Россия будет знать, какой ты, Коля, мракобес. После моего письма с тобой, Коля, никто здороваться не будет!.. Твое поганое имя у всех будет на устах!..

— Мне реклама не нужна. От нее чертовщиной несет! — сказал Гоголь и сел в кресло в позе памятника на Никитском бульваре.

— Могу немного и похвалить. Но это тебе уже в тысячи полторы выйдет.

— Спасибо, не хочу.

— Очень глупо себя ведешь. Коля. Зря отказываешься. А почему? Жизни не знаешь, хотя язык у тебя хороший. Много интересных образов, а философии не складывается. Хоть ты и реалист, Коля, а от реальности далек. Скажу тебе прямо, как Белинский — Гоголю: приблизься к реальности. Коля, иначе тебя и переиздавать не будут! Иди сейчас же в обменник и раскошеливайся, основоположник фантастического нашего реализма!..

— Да нету у меня никакой валюты. Беден я!

— Врешь! — закричал Белинский. — А кто только что по Риму гулял? Кто из Иерусалима вернулся?

— Я там голодал… и здесь, в России, буду голодать, пока не умру.

— Прекрасная идея!.. За некролог я недорого возьму, — пообещал Белинский, уже видя воочию, как Гоголь, похороненный в летаргии, просыпается и переворачивается в гробу. — Твоя смерть — мой хороший бизнес! А что ты кривишься?.. Сегодня рыночные отношения у нас у всех… есть даже такса: ведро помоев — одна цена, тонна комплиментов — другая.

— Зачем ж за помои платить?

— Скрытая реклама. Ты ничего не знаешь, ничего не понимаешь!.. Сегодня за интеллектуальный разнос дают иногда больше, чем за паршивый комплимент типа «блестяще» или «потрясающе». Особенно хорошо идут слова «художественный экуменизм», «постмодернистская вербальность», «виртуальная парагеневтика».

— Ой! — воскликнул Гоголь. — Я и слов-то таких не знаю… Это на каком же языке люди пишут?

— На нашем, — сказал Белинский. — Это все мои ученики, молодые ребята упражняются!

Николай Васильевич усмехнулся и еще туже завернул себя в мокрые простыни. Белинскому захотелось запечатлеть этот момент, но фотография тогда была еще не развита. А жаль. Голый Гоголь в простынях, с этим своим длинным носом — классная, между прочим, могла бы выйти обложка для российского «Плейбоя», а рядом, представил критик, уже и статейка про онанизм классика и женщин, которых у него никогда не было… Да, хорошие бабки на этом Гоголе можно было бы заработать, очень хорош-ш-шие бабки!..

— Слушай, Гоголь, а можешь мне по секрету сказать, сколько ты Федору за этот его гениальный слоган заплатил?

— Какому Федору, какой «слоган»?

— Ну, Федору Михайловичу Достоевскому… он же про тебя сказал: «Все мы вышли из «Шинели» Гоголя»… Ну, здорово же!.. Ну, действительно здорово!

— Не знаю я ни этого Достоевского, ни этого «слогана», — сказал Гоголь, глядя, как трясся от восхищения критик, и подумал: все-таки правы те, кто называет нашего Виссариона Неистовым.

— Ну, ладно, — сказал тот. — Быстро давай пятьсот тысяч деревянных. Я знаю, с тебя больше не сдерешь.

«И какой эрудит! — думал Николай Васильевич. — Таких мало у нас».

— Сейчас все такие, как я, — сказал Белинский, словно читая его мысли. — Очень много великих критиков развелось.

— В каком смысле?

— По-великому берут. Ну, ты ж это все знаешь лучше меня — кто «Ревизора» написал?.. Я, что ли? Вот мы все теперь по твоей комедии и живем!..

— Боже, как грустна наша Россия! — сказал Гоголь запомнившийся ему слоган Пушкина, а про себя подумал: лучше все же дать ему деньги, а то ведь, Неистовый наш, не отвяжется.

Он встал, подошел к камину, вытащил из тайника все свои сбережения и отдал их выдающемуся материалисту, противнику «чистого искусства».

— Пиши письмо, Виссарион. Верю: ты про меня такое скажешь, что во веки веков не отмоюсь. А я… я буду с тобой бесплатно полемизировать.

— Договорились. — сказал Белинский, пряча деньги в спецкарман своего сюртука, где уже лежали кругленькие суммы от Мочалова и Каратыгина — театральная братва все-таки больше нуждалась в паблик релейшнз…

Когда хлопнула дверь и Белинский ушел, Гоголь немного постоял в молчании, соображая, во сколько обошелся Пушкину этот знаменитый посмертный слоган Белинского: «Солнце нашей поэзии закатилось».

— Небось тысчонок пять «зелеными» заплатил подлецу!.. А ведь гениально сказано!.. Дорогого стоит!

Затем он решительно подошел к камину и, умирая от тоски и безысходности, сжег к черту все свои рукописи.

1998

Посвящается Ю. Киму

Однажды Киму стало плохо.

Ну, вдруг совсем нехорошо.

Что делать? Такова эпоха.

К нему Михайлов — друг пришел.

«Давай, — сказал Михайлов строго, —

Ты будешь дальше сочинять

Всегда талантливо и много,

А я все это продавать».

И — по рукам. Все — как по нотам.

Дивился даже КГБ,

Как принцип здорово работал

«Ты мне, как будто бы себе!».

Они дружили. Водку пили.

Один другому стих читал.

Когда