курс в отношении России. Особое беспокойство у Токио вызвали ее отказ от участия в Первой мировой войне и начало мирных переговоров с Германией. Япония, в частности, опасалась, что выход Советской России из союзного договора не только спровоцирует вооруженное выступление многотысячной армии австро-венгерских и германских военнопленных в Сибири и на Дальнем Востоке, но также послужит поводом для отказа от оплаты японских военных поставок и захвата японского имущества, складированного в портах и на узловых железнодорожных станциях в азиатской части России.

Руководствуясь этими соображениями, в середине ноября 1917 г. Генштаб разработал план захвата советского Дальнего Востока. Он, в частности, предусматривал переброску ограниченного экспедиционного контингента из Японии в Приморье с последующим захватом территории вдоль железной дороги Владивосток – Хабаровск. Одновременно войска Квантунского генерал-губернаторства должны были взять под контроль узловые станции на линии Харбин – Цицикар под предлогом защиты проживавших там японских граждан332.

Однако принятие окончательного решения являлось прерогативой кабинета министров, поэтому 17 декабря 1917 г. он собрался на специальное заседание так называемого Чрезвычайного комитета по изучению вопросов внешней политики («Риндзи гайко тёса иинкай»), посвященное ситуации в России. Министр иностранных дел Мотоно Итиро изложил свой проект отправки войск на Дальний Восток и в Маньчжурию, но итоговое заседание было отложено до 27 декабря333.

18 декабря Генштаб представил в МГШ «Оперативный план боевых действий армии против России» и провел консультацию по вопросам организации взаимодействия сухопутных войск с флотом на случай принятия кабинетом министров решения об отправке войск на Дальний Восток334.

27 декабря правительство собралось на повторное заседание. Выслушав аргументы Мотоно, апеллировавшего к необходимости защитить японских колонистов в Харбине и Владивостоке, лидер партии Сэйюкай Хара Кэй высказался против этой идеи, аргументируя свои возражения большой вероятностью возникновения после отправки войск полномасштабной войны с Россией и Германией. Большинство членов правительства поддержало Хара335.

Политические изменения в России потребовали от разведывательных органов армии их детальной и объективной оценки, поэтому зимой 1917/18 г. ГШ направил на Дальний Восток, в Забайкалье, Сибирь, Северную Маньчжурию, Синьцзян и Внешнюю Монголию большую группу офицеров военной разведки.

Таблица 6

Отправка офицеров разведки зимой 1917/18 г.336

Кроме того, Разведуправление Генштаба спланировало образовать резидентуру в Челябинске, однако против этой идеи выступил генерал-майор Исидзака Дзэндзиро, посчитавший неоправданным риском отправку туда резидента без соответствующего прикрытия и надежной связи. Он, в частности, высказался за создание разведцентра в Харбине и его резидентуры в Иркутске337.

На организацию агентурно-разведывательной сети на советском Дальнем Востоке, в Забайкалье и Сибири 27 декабря 1917 г. японское правительство выделило значительную для того времени сумму в 130 995 иен золотом, ассигнованную Генеральному штабу и Квантунскому генерал-губернаторству на отправку шести разведчиков, поддержание с ними связи и вербовку агентов на период с января по март 1918 г. Львиная доля средств – 60 000 иен золотом – приходилась на статью «Секретные расходы на агентуру», из которых 6000 иен предназначались генерал-губернаторству, а 54 000 иен – разведчикам Генерального штаба. С учетом уже имевшихся на Дальнем Востоке двух резидентур ежемесячные выплаты агентуре восьми разведывательных органов должны были составить 2250 иен золотом на каждого резидента338.

Одновременно с отправкой разведчиков на Дальний Восток Генштаб эвакуировал из России личный состав японской военной миссии во главе с генерал-майором Такаянаги Ясу-таро. Основная группа военных наблюдателей и стажеров в бывшей царской армии вернулась на родину через Харбин в январе – марте 1918 г. и практически сразу выехала в Северную Маньчжурию и на Дальний Восток. В Советской России остались легальный резидент в Москве подполковник Фуруя Киёси, военный атташе в Петрограде генерал-майор Исидзака Дзэндзиро и его помощник майор Хасимото Тораносукэ339.

Особую роль в планах военной разведки зимой 1917/18 г. играла Корейская гарнизонная армия, имевшая надежные агентурные позиции и линии связи в Приморье. Небольшой штат ее кадрового аппарата – 3 офицера разведки и 1 переводчик – компенсировался быстро растущей агентурной сетью, численность которой за годы Первой мировой войны утроилась: если в 1912 г. она состояла из 4 резидентов, то в 1918 г. разведку в интересах объединения вели уже 12 работавших на постоянной основе резидентов340.

Именно на корейскую армию легла основная работа по изучению военно-политической обстановки и налаживанию контактов эмиссаров Японии с лидерами крупнейших на тот момент антисоветских организаций в Приморье. На месте деятельностью армейских разведчиков руководили выехавшие с разницей в две недели во Владивосток начальник русского отделения подполковник РУ ГШ Сакабэ Тосио и глава Разведуправления генерал-майор Накадзима Масатакэ. Последний перед отправкой в Приморье получил от начальника Генерального штаба Уэхара Юсаку и премьер-министра Тэраути Масатакэ инструкции об установлении контактов с контрреволюционными элементами на Дальнем Востоке и создании с их помощью марионеточного «автономного государства»341.

Фактически эти директивы повторяли переработанный Генштабом 18 января 1918 г. «План отправки усиленного экспедиционного контингента в Приморье», который предполагал «подавление экстремистского бунта и подрывной деятельности в Южно-Уссурийском крае и в полосе Уссурийской железной дороги» за счет «умиротворения [захваченной] территории и охраны исповедующих умеренные взгляды жителей региона, а если потребуется, оказания им помощи в обретении независимости»342.

Однако в начале 1918 г. большая часть территории Дальнего Востока находилась под контролем большевиков: в декабре 1917 г. советскую власть поддержали Советы рабочих, крестьянских и солдатских депутатов Владивостока, Сучана (Партизанска), Никольск-Уссурийского и Хабаровска, в середине января 1918 г. к ним присоединился Благовещенск, 25 декабря делегаты 3-го съезда Советов Дальнего Востока в Хабаровске признали Совет народных комиссаров единственной центральной властью в России, провозгласили советскую власть на Дальнем Востоке и избрали Дальневосточный краевой комитет Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов343. В то же время попытки харбинского Совета распространить власть на КВЖД закончились его ликвидацией в декабре 1917 г. управляющим дорогой Д.Л. Хорватом с помощью китайской армии и созданием там антисоветского «Дальневосточного комитета активной защиты Родины и Учредительного собрания», объединившего все контрреволюционные силы в Маньчжурии.

Решая задачу по налаживанию контактов с лидерами антисоветских организаций, Накадзима планировал в первую очередь связаться с казачьими атаманами Приморья и Приамурья, чье неприятие советской власти было известно японской разведке. Основания для этого имелись: как сообщал 25 января 1918 г. заместителю начальника ГШ начальник штаба Корейской гарнизонной армии со ссылкой на своего владивостокского резидента капитана Ёко Нориёси, днем раньше японского консула посетил неизвестный офицер Уссурийского казачьего войска и от имени командира гродековской бригады предложил ему помощь в борьбе с «экстремистами» в обмен на поставку Японией некоторого количества пулеметов