Проигнорировав мой второй вопрос, Мирослав уцепился за первый с нехорошими такими, подозрительными нотками в голосе:

– А зачем тебе нужно отправить человека подземным ходом?

Все, странное поведение воеводы меня взбесило! А потому я ответил жестко, гораздо жестче, чем следовало бы:

– Чтобы спасти ваши головы! Или думаешь отбиться неполной тысячей воев от пятнадцати тысяч поганых?! И, в конце концов, может, слезешь уже с коня и поговорим по-людски?!

– Что тут происходит?

Голос княжича за спиной заставил меня вздрогнуть от неожиданности – занятый разговором (точнее, попыткой нормально поговорить с начальником гарнизона), я пропустил момент, когда большинство собравшихся в церкви покинули ее, став свидетелями финальной стадии «переговоров». В их числе и Михаил Всеволодович.

В их числе и Ростислава.

Обернувшись к вопрошающему, я уже знал, кого увижу, и кто наконец увидит меня! Княжна ведь не могла не узнать голос… Мой ищущий взгляд метнулся по сторонам и тут же разглядел ее! Легко мазнул по гибкой фигуре девушке, облаченной в дорогие одеяния, поднимаясь выше, к лицу, к глазам… И вот наконец я нашел их и прямо посмотрел в красные, заплаканные очи княжны, посмотрел с надеждой и потаенным отчаянием…

Но мои самые страшные прогнозы не оправдались: в ответном взгляде девушки я прочел и узнавание, и явное облегчение, а в ее зеленющих глазах боль от потери отца всего на мгновение погасила короткая вспышка радости новой встречи! Она едва улыбнулась мне, тяжело, сквозь слезы, все еще стоящие в прекрасных очах любимой, лишь уголками губ… Улыбнулась, несмотря ни на что, и я ответил ей такой же скромной, едва заметной посторонним глазам улыбкой… И только после прямо посмотрел в лицо недовольно хмурящегося и готового взорваться гневной отповедью княжича.

Хотя какого княжича?! Князя!

– Михаил Всеволодович, я просил воеводу показать потаенный выход из города, ведущий за стены Пронска. Я хотел бы отправить своего человека в Ижеславец и призвать оставшуюся в граде рать нам на помощь.

Молодой мужчина ответил довольно резковато, меряя меня подозрительным взглядом, едва ли не в точности повторяющим взгляд Мирослава!

– Разве пришедшая под стены тьма поганых не взяла крепость?

Я энергично мотнул головой:

– Вряд ли. Детинец держался стойко, при первом штурме татары потеряли многих своих воев. А мы, имея связь с осажденными, узнали, что ко второму штурму во внутреннем укреплении уцелело две трети защитников… Агаряне не оставили тумену, осаждающему Ижеславец, осадный обоз. И нам нечем было помочь ратникам града, хотя тысяцкий голова Захар Глебович предлагал ночную атаку всеми нашими силами. Но ворогов было больше, чем под стенами Пронска, и у них, повторюсь, не было пороков. Потому я предложил ударить по выпасам, и нам удалось угнать большую часть скота у татар, как и их лошадей. Впрочем, вскоре мы перебили живность – гнать ее перед собой возможности не было, могли столкнуться с разъездами нехристей, следующих впереди по реке… Так вот, пришедшие сейчас к Пронску татары явились без коней – очевидно, оставшихся животных они просто съели. А стали бы степняки забивать жеребцов, коли взяли бы Ижеславец? Нет, в детинце имелись запасы продовольствия. Сумели бы истребить агаряне наших воев без значительных потерь во время второго штурма, когда как в первом русичи перебили три тысячи нукеров? Нет! Очевидно, ворог оставил крепость в покое из-за нехватки еды. И наша теперь единственная возможность устоять – это призвать ратников воеводы Ратибора на помощь да провести их в Пронск подземным ходом.

По мере моего выступления лицо Михаила Всеволодовича смягчалось, черты его разгладились, пропали напряженные складки на лбу, а во взгляде загорелась искренняя, ничем не прикрытая надежда! Дослушав до конца, он поднял на воеводу вспыхнувшие веселым огнем глаза и звонко приказал:

– Мирослав, дашь пяток наших ратников в сопровождение человеку…

Тут князь замялся, очевидно, вспоминая обо мне, и я тут же быстро проговорил:

– Я порубежник Егор из Ельца, княже, назначен Юрием Ингваревичем сотенным головой. А ныне…

Тут я немного замялся, ведь среди сотенных голов, уцелевших после боя, в лидеры метил Кречет. Но ведь и дядька, и Захар Глебович прислушивались к моим словам, принимали мои решения! И пусть в дневной сече я уступил командование даже своей сотней «заму» Микуле, а прорывалась объединенная дружина в град под началом Кречета, однако же в присутствии Ростиславы я уже просто не смог ответить иначе:

– А ныне я первый среди сотников, и под моим началом уцелевшая дружина готовится защищать внешнюю стену Пронска.

Михаил Всеволодович, уже запрыгнувший в седло подведенного к нему под уздцы жеребца, только качнул головой:

– Быстро растешь, порубежник… Но коли все действительно так, быть тебе воеводой, сотник! Принимай дружину под свое начало и передай гридям, что такова моя воля – назначаю тебя тысяцким головой!

Не скрывая радостной улыбки, я глубоко поклонился князю под недовольным и острым взглядом за что-то взъевшегося на меня Мирослава, после чего шагнул к кобыле, подведенной княжне, и, встав на колено, сложил руки лодочкой-опорой под ее маленькую ножку. Девушка, повернувшись спиной к брату и воеводе, подарила мне еще одну, теперь уже более открытую и одновременно с тем ободряющую улыбку, после чего едва слышно произнесла:

– Встретимся…

Я, счастливо улыбаясь, скрытый от взглядов посторонних Ростиславой, лишь энергично кивнул, после чего помог княжне забраться в седло, не больно, но чувствительно сжав тонкую стопу в красном сапожке, чем заслужил еще одну короткую, быструю улыбку. А Михаил уже тронул коня пятками, одновременно с тем властно приказав:

– Приводи своего человека к детинцу, тысяцкий голова, как можно скорее. Вас пропустят.

Однако прежде чем всадники покинули бы небольшую площадь у храма, я взволнованно воскликнул:

– Княже, а что со стрелометами?

Удельный государь Пронска удивленно и медленно повторил:

– Стрелометами?

– Да, княже. Я говорил вам о стрелометах, когда еще был здесь в прошлый раз, и предлагал свои идеи для обороны детинца!

Неожиданно в разговор вмешался терпевший до того (и очевидно с трудом!) Мирослав:

– Многие же твои задумки нам пригодились, порубежник! И ров с валом за триста шагов от стены, коий теперь защищает поганых, и волчьи ямы, засыпанные ими в первый же день! Напасть на лагерь татар не иначе ведь ты предложил?!

Под вопросительным взглядом Ростиславы и настороженным Михаила я поднял глаза на воеводу и твердо ответил:

– Я. Я предложил. Скажешь, плоха эта задумка, безумна? Но ведь сокрушили же мы ту-мен, что до того стоял под стенами Пронска! Убили темника, перебили монголов, сожгли пороки… Да коли бы не пришла новая тьма от Ижеславца, поганые уже отступили бы от града! И хоть по-своему я виновен в смерти Всеволода Михайловича да павших ныне воинов, но я всю сечу прошел в первом ряду своей сотни! И рисковал не менее прочих! И жизнь пронских ратников отнял не я, а сабли и стрелы поганых!