Тенгиз. – Да он сильнее всех этих сотрясателей бицепсами. Внешний вид обманчив. Давайте лучше поговорим об Арте. Он мне жить не дает. У меня двадцать человек в группе, а девяносто процентов времени я занимаюсь одним Артом. Давай ты, Маша, на него тоже посмотришь.

– Может, хватит об Арте? – возразила Фридочка. – Мы на этого хулигана и тут постоянно тратим все драгоценное время.

– Что там с Артом? – насторожилась психолог Маша. – Что он опять натворил?

– Перед праздниками поругался с местными на теннисном корте. За день до этого обматерил математичку, которая ни слова по-русски не понимает. В прошлую субботу я нашел в его комнате пустую бутылку лимонного “Кеглевича”, и я даже не знаю, с кем он ее распил.

– Это же кошмар, – сказала Милена. – От этого пойла тараканы мрут.

– Давайте лучше о Натане, – настаивала Фридочка.

– Слушайте, – заявила психолог Маша, – мне кажется, что помощь нужна именно Артему, а не Владиславе. Он буквально взывает о помощи, а мы не слышим, а только его ругаем. Да, он вызывает агрессию, но, видимо, никто не научил его другим методам транслирования трудностей адаптации.

– Я не могу это слушать, – пробурчала Фридочка. – Лучше переходи на иврит, вместо того чтобы ломать язык. А еще лучше, отбрось свою заумную психологию и вспомни о здравом смысле. Ему нужна никакая не помощь, а хороший пинок под зад.

– Как ты можешь так говорить о детях! – возмутилась психолог Маша. – Назначьте мне встречу с Артемом. Владислава может подождать.

– Я хочу сказать за Натана, почему никто меня не слышит? – снова взялась за свое Фридочка.

– Я тебя внимательно слушаю, – заверила ее психолог Маша.

– Печальненький он какой-то в последнее время.

– И злобный, – заметила Милена.

– Вы же говорили, что он цветет, пахнет и счастлив вернуться в Иерусалим, – сказала психолог Маша.

– Сперва цвел, а потом скис, – взгрустнула Фридочка. – Такой мальчик! Такое золотце! Может, и его тебе показать, Машенька? Он разговорчивый и входит в контакт за пять секунд. Он тебе сразу понравится.

– Я думаю, это неразделенная любовь, – вдруг заявила Милена. – Поэтому он страдает.

Я насторожилась, но Тенгиз наглым тоном пресек обсуждение Натана:

– На психолога есть еще кандидаты.

– Как, например, кто? – спросила Фридочка. – Сонечка, которая находит общий язык с местными быстрее всей русской алии, вместе взятой? Нам всем стоит у нее поучиться социальным навыкам.

– Как, например, Зоя Прокофьева, которая Комильфо, – неожиданно выдал Тенгиз.

Тут я чуть не сдохла и совсем слилась со стенкой.

– Зоя! – многозначительно согласилась Милена.

– Ох, да, – вздохнула Фридочка.

– Напомните мне, пожалуйста, кто такая Зоя, – попросила психолог Маша. – И если с ней все комильфо, зачем тратить на нее время?

– С ней не все комильфо, это кличка такая, – объяснил Тенгиз. – Очень прилипчивая. Я теперь иначе ее называть не могу.

Милена и Фридочка согласились.

– Неуважительно называть детей прозвищами, – пожурила их психолог Маша. – Это нарушение границ.

– Она сама себя так называет, – сказал Тенгиз, – и ей нравится. И я не считаю, что прозвища – это неуважительно. Иногда имя, которое ты сам себе избрал, важнее того, что дали тебе при рождении.

– Ладно, – не стала спорить психолог Маша, – пускай будет Комильфо. Кто же она такая?

– Девочка из Одессы, которая живет в своем мире и ничего вокруг не замечает.

– А у нее что в анам… я имею в виду, в семье?

– Все у нее хорошо в анамнезе, – ответила Фридочка. – Полная семья. Адекватные родители, бабушка и дед. Хорошие люди, я точно знаю – разговаривала с ее бабушкой по телефону. Она дала мне рецепт котлет. Слушайте, это не котлеты получились, а песня! Но сама Зоечка котлет не ест.

– Почему она сюда приехала?

– Кто ее знает? – опять разозлилась Фридочка. – Вы ее принимали, а не я.

– Вы хоть с ребенком поговорили? Выслушали? Поинтересовались мотивами?

– Знаешь что, Машенька, давай ты мне не будешь рассказывать, как разговаривать с нашими деточками. Я ее и так и этак трясла – не идет на контакт. Она очень подозрительная и колючая. Замкнутая. Я не способна ее понять. Это черный ящик, а не девочка.

– Совершенно верно, – подтвердила Милена. – Я тоже пыталась с ней поговорить. Ничего не вышло.

– Может, у нее трудности с женскими фигурами? – предположила психолог Маша.

Я опустила глаза и посмотрела на свою фигуру. Конечно, у меня были с ней трудности. После стольких лет в секции акробатики “трудности” – это еще легко отделалась. Но к фигурам других женщин и девушек у меня никогда никаких претензий не было.

– Тенгиз, может, ты ее разговоришь? – осторожно предложила Милена.

– Хорошая идея, – поддержала ее психолог Маша. – Поговори с ней.

– Я с ней разговариваю, – сказал Тенгиз. – Пытаюсь, во всяком случае. Она оказалась здесь первой и сразу пришлась мне по душе. Первенцы – они такие, никто их потом не заменит. Да и сама Комильфо сперва неплохо меня воспринимала. Но я совершил ошибку – однажды ее наказал, в самом начале года. По делу, но с тех пор она меня чурается.

– По какому делу?

– Они вместе с Натаном шлялись по городу без разрешения, опоздали к урочному часу.

– Почему ты мне ничего не сообщил?! – возмутилась психолог Маша. – Или хотя бы Виталику?

– А что бы вы сделали? Отправились бы их искать? Она не должна была так поступать, но это она не со зла, а потому что город сразу ее захватил, это очевидно было. Наказывать ее, честно говоря, сердце болело. У нее глаза горели, когда она вернулась. Вы ее в правильное место определили. Это ее город, точно вам говорю, она здесь останется, вот увидите.

– Не будем умалять твои способности, Тенгиз. Ты и до стенки достучишься, – снова вмешалась психолог Маша. – Я уверена, что ты с Зоей прекрасно поладишь.

– Может, и полажу, но тут требуется нестандартный подход, а у нас же границы.

– Да ради бога! – фыркнула психолог Маша. – Границы внутри, а не снаружи. Удели этой девочке время. Раз ей так понравился Иерусалим, сходи сам с ней на прогулку, купи ей фалафель, покажи ей свой любимый город, чтобы она его увидела твоими восторженными глазами.

Тенгиз ничего не ответил. Я услышала, как кто-то застучал каким-то предметом по твердой поверхности. Может быть, ручкой. Или ногтем. Как будто отмеряя удары моего собственного сердца.

– Странная она девочка, – тихо сказала Милена.

– В каком смысле?

– В смысле – не от мира сего, – повысил голос Тенгиз. – Вместо сверстников интересуется гардемаринами и памятниками…

– Памятники! – пришло озарение к психологу Маше. – Я ее помню! Я проводила с ней собеседование на экзамене. Да, точно! Действительно странная, но творческая натура. У