Шрифт:
Закладка:
— Некоторое время назад она плакала и призывала тебя, — сказал он. — По-моему, в тот момент она бодрствовала. Сознание то возвращается к ней, то вновь покидает… Ее смертная оболочка не выдерживает той ноши, которую ты на нее взвалила вчера… — Ки мрачно сдвинула брови, и он добавил сквозь зубы: —…не желая того.
Он провел ее через зал к себе. В его комнате окон не было совсем. В углу виднелось узкое ложе, покрытое одним-единственным коричневым тканым одеялом. Ки обвела комнату взглядом, безуспешно ища какие-нибудь знаки присутствия Холланд. Ничего. Ни женских одежд, развешанных по стенам, ни занавесей ее работы. Итак, с некоторых пор они жили врозь.
Руфус прошел в тот угол, где стоял заваленный всяким хламом стол. Он подтащил к нему низенький стул и уселся, в то время как Ки обозревала стены, оставшись стоять. Некоторое время он рассеянно перебирал бумажки и деревянные бирки, валявшиеся на столе. Потом развернул стул и сел лицом к Ки.
— Придется мне говорить с тобой вместо Коры, — произнес он. — Я ведь знаю, что она сказала бы тебе. Ты небось уже подумываешь об отъезде… — Он бросил это как обвинение. — Только не вздумай отнекиваться. Так вот, я тебе запрещаю. Я, глава семьи, с которой ты связана клятвой… Я не собираюсь притворяться, будто понял, что именно произошло вчера вечером. Ларс взял вину на себя, но я выслушаю его вдохновенную исповедь как-нибудь попозже. Касаемо же твоего отъезда… Знаешь что, мы и так уже достаточно опозорились. Ты, верно, хочешь, чтобы мы окончательно грязью умылись? Ну да, насчет тебя тут вчера много чего говорили. Вот Ларсу и втемяшилось, будто тебе что-то грозит. Он, кажется, позабыл, что люди, собравшиеся здесь вчера, — твои родственники. Именно поэтому, кстати, они невесть что и болтали. Все же свои — сама знаешь, в семейном кругу чего только не наговорят! Зато сделать что-нибудь — никогда. Теперь подумай, что будет, если ты смоешься. Им ведь всем больно. И получается: приехала, всех обидела — и тю-тю. Ни тебе раскаяния, ни сожаления. Не очень-то вежливо, а? И потом, есть еще кое-какие обстоятельства, возникшие с гибелью Свена, и твой отъезд их опять-таки не прояснит. Дело в том, что Свен наследовал свою долю земли, которая должна была достаться его детям. Ты не находишь, что это налагает на тебя кое-какую ответственность?
— Моя ответственность исчерпывается дорогой, фургоном и грузом, который я должна перевезти, — ровным голосом ответила Ки. — Другой я не признаю.
Руфус вздохнул. Потом облизал губы и задумался. И, наконец, заговорил снова, но так, словно речь шла о вещах настолько основополагающих, что их как-то странно даже и объяснять.
— Моя мать нынче не вполне в себе, Ки. Откровенно говоря, это мало-помалу началось уже несколько месяцев назад, еще до вести о гибели Свена… задолго до твоего бесподобного выступления на Обряде, Вчерашнее, однако, стало последней каплей. Разум оставляет ее, и вчера семья это поняла. Стало быть, я беру вожжи в свои руки — так, кажется, у вас говорят. И если рассуждать об ответственности… Все, кто сидел вчера за столом, — за них, за всех без исключения, я отвечаю. За их жизнь и благополучие. Мой братец Свен от этого отвертелся: женился на тебе и укатил вдаль по дороге, стал зарабатывать себе на жизнь как простой возчик. Земля, которая ему причиталась, так и осталась незасеянной, а могла и должна была плодоносить!.. Короче, все так и осталось на мне. Я за него сберегал овец и коров, вспахивал и засевал поле, я раздавал людям то, в чем они нуждались, и с каждого спрашивал работу, которую он должен был сделать. Возделывать землю, кормить семью — это тебе не колесами пылить по дороге. Это скорее похоже на то, что выделывают на ярмарках жонглеры, — разом крутят тарелки и подкидывают шарики. Все время начеку, где-то подправить, где-то подпереть… ни тебе отдыха, ни покоя! Должен же кто-то договариваться с Заклинательницами Ветров о хорошей погоде и покупать у динов и т'черья все то, что мы сами не производим! Опять же земля, а то еще приводить в порядок дом, ухаживать за скотом, резать его… Свен предпочел повесить все это на меня и на Ларса, да и то Ларс в ту пору еще щенком был. Вот и пришлось матери тянуть воз, хотя в ее годы уже тогда сидеть бы ей за вышивкой или младшенькому внучку колыбельную петь! Это-то из нее все соки и вытянуло, да и меня не пощадило… Почему, думаешь, Холланд покинула мое ложе — видел я, как ты присматривалась! — а сыновья стали для меня всего лишь подмастерьями, и не больше?.. Да, мне тоже несладко пришлось. Я не жалуюсь, тем более что все это в прошлом. А что теперь? Ты — молодая женщина, крепкая и разумная. Послушай меня. Свена нет, но есть Ларс. Я понимаю, что мои слова сейчас не ко времени, но тем не менее. Залечи рану в семье, Ки. Стань одной из нас!
Произнеся эту речь, Руфус умолк, хмуро наблюдая за ней.
Ки беспокойно теребила пальцы: душевное смятение не оставило места негодованию. Она медленно подошла к Руфусовой холостяцкой кровати и присела на край.
— Ты требуешь от меня невозможного, — выговорила она. — Не вижу, кому и какой прок будет оттого, что я останусь. Но я не могу остаться. И не хочу. Не хочу я и наносить лишние обиды поспешным отъездом. Ты присвоил себе какую-то власть надо мной, но я столько перенесла, что даже и не сержусь. Я как-то переросла такие обиды. Я вообще устала что-либо чувствовать. После гибели Свена я была как струна дерева-арфы, готовой звучать от малейшего ветерка. А теперь ничего не осталось: ни гнева, ни гордости, ни радости. Поэтому я просто говорю тебе — я не останусь. Я не могу вынуть из себя душу и заменить ее другой. И уж ни в коем случае не стану жить среди людей, которые меня презирают. Я пробуду у вас еще три дня, потому что, повторяю, не хочу никого обижать поспешным отъездом. Но больше ты ничего от меня не добьешься.
Ки встала и направилась к двери.
— Но как же с землей-то будет?.. — спросил Руфус, и в голосе его прозвучал такой испуг, что Ки обернулась. — К тебе по праву переходит шестая часть наших угодий. А у меня денег
